на мою голову! Вряд ли это награда за мои страдания – слишком мала компенсация за пролитые слезы.
Рассердившись, я отбросила сумку назад, но неловко – задела-таки клаксон, и «Нива» взвизгнула, словно та свинья, на которую наступил в темноте Давид.
– Что случилось? – вырос он возле машины. – Чего сигналишь?
– Нечаянно надавила, – повинилась я, выбираясь наружу и погружаясь желтенькими в красный цветочек сапогами в жидкую грязь. – Что там с бродом?
– Проехать можно.
Голос Давида звучал неуверенно. Я это сразу определила, хотя занималась поиском более твердого участка суши. Наконец взгромоздилась на скользкий валун и спросила:
– Вас что-то смущает?
– По дну реки скала идет. Едешь как по асфальту. Но…
– Что «но»? – быстро поинтересовалась я.
– С непривычки страшновато, – почесал Давид в затылке. – Если застрянем, придется по воде идти. А там местами по пояс. Не побоишься?
– О, черт! – расстроилась я. – А до утра нельзя переждать?
Давид пожал плечами.
– Можно, но холодно очень. Попробую костер развести. Только с дровами здесь плохо. Я Вадиму звонил, хотел сказать, чтоб на вездеходе навстречу нам спустился. Не берет трубку. Или спит крепко, или связь плохая…
– Здесь есть мобильная связь? – поразилась я. – В горах?
– Не мобильная, спутниковая. Но когда дождь или снег, Вадим говорит, сигнал на спутник плохо проходит.
– Что вы предлагаете? – Я посмотрела в упор на Давида. – Вы ведь разбираетесь в ситуации лучше меня. Скажете через реку переправляться, буду переправляться. Скажете в машине утра дожидаться…
– Не надо дожидаться, – вздохнул Давид. – До дома Вадима тут меньше километра. Там, – махнул он в сторону мостика, – уже Члоу начинается. Прямо по дороге пойдешь, в его ворота уткнешься.
Я вгляделась в темноту. Конструкции моста выглядели странно, но я сочла это за обман зрения.
– А почему нельзя через мост переехать? Он же вроде стоит, не падает…
Давид покачал головой.
– Все можно, дорогая, только ему лет сто уже. В старину горцы колес не знали. И летом, и зимой на санях ездили. Пойдем, покажу. Если не побоишься, через полчаса дома будешь. Вадим обрадуется, баню затопит, стол накроет.
– Ой, зачем мне излишества? – улыбнулась я. – Горячий чай – и кувырок в постель. И поспать часов десять!
– Пошли, – сказал Давид. – Документы забери, а вещи в машине оставь. Я их утром привезу. А Вадиму скажи, чтоб Эдика на вездеходе отправил. Вдруг утром вода еще выше поднимется? Дождь-то не унимается.
Я натянула капюшон. Тугие капли барабанили по голове, а по куртке стекали потоки воды. Джинсы промокли, и только в сапогах пока было сухо. Но к утру без обогрева немудрено превратиться в ледышку. И тогда я решилась: а чем черт не шутит, пока бог спит? Ходят же по этому мосту местные жители. Или я хуже их. Или трусливее? Сказал же Давид: за мостом начинается Члоу. Что мне стоит пройти километр по деревенской улице!
Правда, меня смутило, что кругом царила кромешная темнота, а впереди – ни одного огонька. Да и звуков других, кроме рева реки, я тоже не слышала.
Давид подал мне сумку с документами.
– Осторожнее там, – сказал он. – Если страшно станет, не ходи, сразу вернись!
– Разве вы не переведете меня через мост? – удивилась я.
– Я тебе фонарь отдам. А без фонаря как вернусь?
– Пойдем вместе. Ночью с машиной ничего не случится. А утром на вездеходе приедете.
– Нет, нельзя, – покачал головой Давид. – Как машину одну бросить? Затоскует, в следующий раз совсем заглохнет.
– Как хотите, – вздохнула я и, подсвечивая себе фонариком, направилась к мосту.
– Я тебе кричать буду, – сообщил мне в спину Давид, – и сигналить, чтобы не боялась.
– А волки тут есть? – спохватившись, остановилась я. – Или медведи?
– Никого нет, – добродушно засмеялся Давид, – кроме свиней и шакалов.
– Шакалов? – я со страхом вгляделась в темноту. – Они нападают на человека?
– Шакала не бойся, он сам тебя боится, – успокоил меня Давид. – Но сейчас дождь, шакал в логове прячется.
– Слава богу, – буркнула я себе под нос. – Шакалу и то есть, где спрятаться, а мне…
Я медленно двинулась к мосту, стараясь не споткнуться о камни и не поскользнуться в грязи. Фонарик светил слабо. Но то, что он высветил впереди, сначала меня удивило, а затем привело в ужас. Это было, что угодно, но только не мост! Просто ряд полусгнивших балок в один жидкий пролет на хилых подпорках, с камнями, наваленными сверху для устойчивости. Сквозь балки и брошенные на них доски зияли прорехи. Причем доски явно швыряли как попало, не удосужившись прибить гвоздями, отчего некоторые из них встали торчком, другие на ребро, потому конструкция и показалась мне странной. Вдобавок у нелепого сооружения не было перил.
Я оглянулась. Темно, как в первый день творенья. Вернуться? Чтобы на пару с Давидом стучать зубами в тесной кабине? Нет уж! Пан или пропал! На глаз прикинув, что идти метров десять, и я ступила на скользкие бревна.
Мост заплясал у меня под ногами. Его раскачивало из стороны в сторону, причем я никак не могла угодить в такт, и, растопырив руки, лихорадочно перебирала ногами, стараясь не оступиться, не попасть ногой в зиявшие повсюду дыры. Балки вертелись у меня под ногами, мокрые доски скрипели и вставали на попа, если я наступала на незакрепленный край. Сердце ухало в пятки, замерзшие губы шептали «Спаси и помоги!». Я ощущала себя акробатом, выполняющим смертельный трюк под куполом цирка. Но мой номер был и страшнее, и более непредсказуемым. Циркач хотя бы с лонжей работает. У меня же вместо страховки только голос Давида за спиной да слабенький свет фар, который скорее мешал, чем помогал. Но я оценила желание Давида помочь. Он все-таки развернул «Ниву» в сторону моста, чтобы осветить мне путь.
Внизу бесновалась река. Холодные брызги сквозь дыры в настиле окатывали меня, как из брандспойта. Я без того уже промокла до костей, но теперь вода была даже во рту. Я задыхалась, отплевывалась, однако уже приноровилась и довольно ловко перепрыгивала с балки на балку, с доски на доску. Только раз моя нога соскользнула, застряла в щели между досками, и я не на шутку перепугалась. Ведь чуть-чуть – и простилась бы с сапогом. А идти босиком по грязи и холодным камням, согласитесь, не самое приятное в жизни.
Я, как смогла, присела на корточки, пытаясь освободить ногу. Ступня ушла в щель по щиколотку. С трудом приподняла доску, сменив точку опоры. Нога скользнула вниз, и я чуть не рухнула следом. Трясущимися руками схватилась за балку, мерзкую даже на ощупь. «Б-р-р-р!» – передернуло меня то ли от страха, то ли отвращения. Но балку я не выпустила. Она держалась крепко, и мне удалось перенести вес на вторую ногу, а затем осторожно вызволить провалившуюся.
Тихонько подвывая от страха, я преодолела остаток пути на четвереньках, держась осмотрительно за балку, но, как оказалось, на этом мои мучения не прекратились. Мост закончился, не дотянув этак метра полтора до берега. С берегом его связывало совсем не чудо инженерной мысли: две узкие доски. По таким, только с поперечными плашками, поднимались, помнится, в курятник бабушкины куры. Но я ведь не курица!
Привстав, я вгляделась в темную жуть впереди. И вспомнила, как бабушкина соседка тетя Соня успокаивала внучку, завалившую вступительные экзамены в институт: «Руфа, ты только не плачь. У тебя все спереди. Пожалей мое больное сердце. Оно таки лопнет от горя!»
Вот и у меня все было только
