Англию, – Ксения Романовна вздохнула. – За все эти годы моя сестра в своих письмах только единожды упомянула его имя, когда написала, что своего сына назвала Алексеем. К сожалению, мальчик был безнадежно болен, прожил до пяти лет и умер. Больше детей у Анны не было, – графиня покачала головой. – Она никогда не жаловалась на свою судьбу, но по письмам можно было понять, как глубоко несчастна... – Она промокнула батистовым платком выступившие слезы и улыбнулась. – Лет двенадцать назад в моем доме появился старик. Заросший по самые глаза бородой, очень высокий, с насупленными бровями и удивительно знакомыми глазами... Да-да, вы не ошиблись! – Она заметила удивленные взгляды, которыми обменялись мать и дочь, и подтвердила их догадку: – Это действительно был ваш дедушка, Настя, Алексей Николаевич Меркушев.
– Но почему он вдруг решил встретиться с вами? После стольких лет? Неужели он хотел узнать о вашей сестре?
– Он не задал мне ни единого вопроса о ней, так же как отмел все мои попытки узнать что-нибудь о его жизни.
Ольга Ивановна и Настя опять переглянулись. Графиня могла об этом и не говорить. Меркушев-старший никогда и ничего не рассказывал о себе даже ближайшим родственникам.
– Но с какой целью он приехал к вам? – спросила графиню Ольга Ивановна. – Насколько я знала покойного свекра, он очень ценил свое время, и если и отправлялся к кому-то с визитом, то только не ради приличия...
– Он приехал уговорить меня продать ему поместье «Вишневое». Там он впервые встретился с моей сестрой. Очевидно, это единственная причина, по которой он буквально заставил меня продать имение. Честно говоря, из-за чрезмерной отдаленности «Вишневое» было мне в обузу. В свое время оно досталось моей матери в наследство от какой-то дальней родственницы, так что после некоторых раздумий я согласилась.
– Вероятно, по той же причине ваша сестра и мой свекор настояли на том, чтобы венчание состоялось в «Вишневом», – произнесла Ольга Ивановна задумчиво. – До этой минуты мы не знали, чем вызваны столь странные условия завещания.
– Надеюсь, теперь все разъяснилось, – графиня печально улыбнулась. – Очень необычная ситуация, Ольга Ивановна! Но моя сестра предчувствовала, что не все будет гладко при заключении брака между двумя совершенно незнакомыми молодыми людьми. И поэтому просила вас, Настя, прочитать это письмо, – Ксения Романовна подала девушке небольшой листок бумаги.
Настя взяла его в руки и сквозь набежавшие на глаза слезы разобрала несколько слов, выведенных дрожащей старческой рукой: «Настя, милая моя девочка! Любовь – это прежде всего великое терпение, понимание и умение прощать даже самые тяжкие грехи, если они были совершены во имя любви!» Настя вздрогнула, вспомнив вдруг почти те же самые слова, которые ей прошептала другая пожилая женщина на крыльце самарской гостиницы. Только теперь она поняла, почему они были сказаны. Мария Егоровна знала о том, что Фаддей – это не Фаддей, и старалась предотвратить надвигающуюся катастрофу. А она не поняла, не почувствовала этого предупреждения, потому что сразу забыла про него... Теперь ее предупредили вторично. Но хватит ли у нее сил внять словам Анны Романовны?..
– Настя, я не настаиваю на вашем немедленном решении, – Ксения Романовна отодвинула от себя чашку с недопитым чаем. – Я прошу вас об единственном одолжении: выслушать Сергея. Он сейчас в соседней комнате...
Настя побледнела.
– Нет, нет, я совсем не готова! – И тихо добавила: – Возможно, в другой раз?
– Когда же? – жестко спросила графиня. – Нас торопит время.
Настя растерянно оглянулась на мать. Ксения Романовна заметила ее взгляд и усмехнулась.
– По рассказам Сергея, я представляла вас более смелой девушкой, которая, не задумываясь, принимает решения и сама же их выполняет, а не перекладывает на плечи других.
Настя гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на бабушку Сергея.
– Я обещаю подумать и постараюсь сообщить о своем решении до конца недели.
Старая женщина с осуждением поджала губы.
– Но тогда до дня рождения Сергея останется совсем немного времени.
– Да, всего четыре дня, – ответила девушка и чуть не проглотила собственный язык от досады, заметив выражение торжества, мелькнувшее в глазах графини. Настя только что полностью разоблачила себя, не задумываясь, указав количество дней, оставшихся до рокового в ее судьбе дня – дня рождения Сергея. Мать, похоже, тоже это заметила и переглянулась с графиней.
«Воистину, язык мой – враг мой!» – подумала Настя и покраснела. Более всего на свете ей хотелось сейчас провалиться сквозь землю, хотя нет, самым сильным желанием все-таки было желание взглянуть на Сергея. Ведь она не видела его уже целых пятнадцать дней...
Но тайные мысли так и остались тайными, а наяву она лишь подтвердила свое решение:
– Я сообщу вам об этом, Ксения Романовна, в письме...
Через полчаса карета Меркушевых отъехала от крыльца огромного дома графини Ратмановой. А сама хозяйка, наблюдавшая из окна за отъездом гостей, повернулась к внуку, стоявшему за ее спиной, и устало произнесла:
– Будь я моложе, Сергей, выдрала бы тебя как сидорову козу. Такую девушку упустил!
– Вы думаете, что я ее упустил? – побледнев, спросил граф.
– Скажи спасибо, что я только предполагаю это! – сердито ответила Ксения Романовна и шлепнула внука по лбу сложенным веером. – Девочка пообещала подумать и сообщить мне, готова ли выслушать твои объяснения. Молись богу, дружок, чтобы ее решение было в твою пользу! – И добавила, заметив радостный блеск в глазах внука: – Погоди раньше времени радоваться и не прекращай осаду. С завтрашнего дня они начинают выезжать. Ты приглашен на бал к Гнездовским, и Меркушевы определенно там будут. Да не спеши ты так! – остановила она Сергея и добавила: – Любит тебя эта негодница, вижу, что любит, но и гонору у нее, – она перекрестилась, – не приведи господь! Что ты, что она – два сапога пара!
Глава 26
Прошло пять дней после их посещения графини Ратмановой. И сейчас Настя сидела за завтраком в столовой Глафиры Афанасьевны и выслушивала, как ее мать, хозяйка дома и их верная подруга Дарья Пискунова обсуждают последние события, новости и слухи.
– Сергей Ратманов подобным поведением только унижает себя, – торопливо басила Пискунова, весьма довольная, что есть повод поупражнять свой язык. – На балу у Гнездовских он стоял за колоннами в нижнем зале и весь вечер не спускал с Насти глаз. Он просто поедал ее глазами, когда она спускалась по лестнице. Но я крайне поражена, что и старший Ратманов почтил своим вниманием Гнездовских. Я слышала, что он не очень высокого мнения о главе семейства из-за его чрезмерного увлечения... – Дарья быстро оглянулась на Настю и процедила сквозь зубы что-то, судя по интонации, не очень красившее бывшего тайного советника Гнездовского, и тут же перевела свой по-рысьи пристальный взгляд на Ольгу Ивановну. – Кажется, граф Андрей хотел пригласить вас на вальс, дорогая, но вы отказали ему?
– После всех переживаний у меня нет никакого желания танцевать, тем более с человеком, чей брат опорочил имя моей дочери, – ответила сухо Ольга Ивановна, пожелав в душе, чтобы у Дарьи отсох язык.
– Да, твой жених, Настя, не замечал ни одну из барышень, и тем более дам, все время вертевшихся поблизости от него, – уточнила Глафира и протянула мечтательно: – Нет ни малейшего сомнения, он в тебя влюблен не на шутку. Возможно, не следует мучить его слишком долго, дорогая!
Настя дернула плечом и негодующе фыркнула в ответ на это замечание. Она отлично помнила тот эпизод и ни в чьих подсказках не нуждалась. На балу Настя спускалась по лестнице, но, миновав три ступеньки, к своему ужасу, заметила Сергея. Поймав ее взгляд, он вышел из-за колонны, за которой стоял, и попытался привлечь ее внимание видом мученика, подвешенного в мрачном подземелье за ребро безжалостным палачом. Правда, этот «несчастный» в элегантном, безупречно сшитом смокинге выглядел так великолепно, что сочувствия, естественно, не вызывал!
Настя попыталась придать своему лицу гордое и независимое выражение. Но вдруг ей перестало хватать воздуха, дыхание участилось, ладони похолодели, и она отвела взгляд, хотя ей этого больше всего не хотелось делать! За ее спиной прошелестел возбужденный шепоток. И она услышала, что ее имя в