Сергей Ратманов и эта оголтелая феминистка, которой только дай волю, и она все с ног на голову поставит? Вы понимаете, о чем говорите, Дарья Матвеевна?
Ольга Ивановна посмотрела на побледневшую дочь и, не обращая внимания на тут же присмиревших кумушек, сказала:
– Похоже, что Сергей Ратманов действительно очень любит тебя, девочка!
Настя сжала руки в кулаки и натянуто улыбнулась.
– Это полнейшая нелепость! Разве можно делать выводы, мама, из одного его желания повеселиться на балу, к тому же в компании женщины, которую он любит по-настоящему. Иначе зачем ему поддерживать эту связь? Я тоже слышала, что его... дама обожает балы княгини Евгении!
– Настя! – Глафира решительно подняла бровь. – Возьми себя в руки. По поводу графа нет и не может быть двух мнений. Он любит тебя, и никто в свете в этом не сомневается. Подумай, чего ему стоило добиться этого приглашения. Еще в прошлом году он поклялся не переступать порога княжеского дома, когда княгиня нелицеприятно отказала ему в приглашении. И ты должна знать, насколько серьезно мужчины относятся к своим клятвам.
«Да уж, – хотела выдать весь свой запас сарказма Настя, – кому, как не мне, знать, как он относится к своим клятвам», – но не успела вымолвить и слова. Слезы безудержным потоком хлынули у нее из глаз. Шатаясь, она поднялась со своего кресла и едва слышно пробормотала:
– Прошу простить меня! Но я не совсем хорошо себя чувствую!
Она вышла из гостиной, а вслед ей несся ропот сострадания. Дамы тоже прослезились и, хлюпая в носовые платочки, принялись более детально обсуждать новый слух, который принесла на своем хвосте сорока по имени генеральша Тамбовцева...
Настя вздохнула и подняла глаза от перчатки, которую стянула с руки и, не замечая того, превратила в жалкую тряпицу. Она вспомнила, как в день их встречи на том богом забытом постоялом дворе так же терзала пальцами то накидку, то несчастный носовой платок. А Сергей смотрел на нее с таким выражением, словно вот-вот намеревался поцеловать. С первой минуты она почувствовала к нему влечение, которое слишком быстро переросло в любовь. И от которой, как бы она ни желала этого, не избавиться ей теперь до конца жизни.
Она подняла голову и увидела Сергея. Граф стоял на расстоянии десяти шагов от нее и поверх головы Фелиции смотрел на Настю. И не отвел взгляд, даже когда их глаза встретились. И его тоска и отчаяние как будто перелились в нее, заполнив ее сердце безысходной печалью. Он смотрел на нее так же, как тогда на постоялом дворе, – взволнованно и восторженно одновременно, так смотрят на внезапно возникшее чудо, радуясь ему и в то же время страшась потерять.
Настя встала с кресла. Но не смогла ни шагнуть вперед, ни отступить назад. И она была твердо уверена в том, что, окажись они сейчас одни, Сергей, не раздумывая, подхватил бы ее на руки и унес бы отсюда без малейшего ее сопротивления.
Граф слегка улыбнулся, сделал шаг по направлению к ней, но Фелиция взяла его под руку и что-то прошептала на ухо. Сергей слегка нахмурился, оторвал свой взгляд от Насти и повел Фелицию в круг танцующих. Настя проследила, как рука Сергея легла на женскую талию, и пара закружилась в танце. Она проглотила застрявший в горле комок, отвернулась, и тут Фаддей Багрянцев пригласил ее на танец. Она с радостью согласилась, чтобы отвлечься наконец от созерцания счастливого лица соперницы.
Фаддей оказался на удивление удобным партнером, разговорами не докучал, танцором был великолепным и охотно прощал ей, когда она вдруг спотыкалась или не попадала в ритм танца, заглядевшись нечаянно на пару, вальсирующую неподалеку от них. Несмотря на все усилия держать себя в руках и не выказывать интереса к бывшему жениху и его черноволосой пассии, она нет-нет да посматривала в их сторону. И более всего ее поразила не мягкая улыбка, с которой граф смотрел на свою новую невесту, а то, с какой фамильярностью Фелиция то и дело припадала к груди Сергея головой, гладила по щеке пальцами, затянутыми в перчатку, поправляла прядку волос на его виске... Настя окончательно сбилась с ритма, и Фаддей не выдержал, рассмеялся и спросил ее:
– Настя, простите, что лезу не в свои дела, но, возможно, вам стоит поговорить с Сергеем и уладить ваши проблемы, прежде чем танцевать следующий танец?
Настя посмотрела на него с несказанным удивлением, не понимая, хитрит ли Багрянцев или настолько простодушен, что не понимает, насколько этот разговор сейчас невозможен! Она тут же снова наступила ему на ногу, на что Фаддей укоризненно хмыкнул и покачал головой.
– Вероятно, вы правы! – неожиданно для себя согласилась с ним Настя. – Но вам-то какое дело до этого, Фаддей Ильич?
– Не ершитесь, Настя, – усмехнулся поэт, – даже глупцу ясно, что вы по уши влюблены в Сережу!
– Вы тоже считаете, что я должна простить его? – Настя почувствовала, что краснеет, но справиться с собой не сумела. – Все целыми днями напролет только и твердят мне об этом.
Фаддей нахмурил задумчиво брови и крякнул, словно при поднятии непосильной тяжести.
– Не знаю, что посоветовать вам, девочка. Но прощать всегда легче. А вот знать, что делать потом, это намного сложнее! – он грустно улыбнулся.
– Вы думаете, что он до сих пор хочет жениться на мне?
– Ну, конечно же, хочет, – сказал Фаддей быстро, словно о чем-то само собой разумеющемся. Насте очень понравилась интонация, с которой было сказано: «Ну, конечно же, хочет!»... Эти слова прозвучали для нее самым лучшим комплиментом, какой ей когда-либо приходилось слышать.
– И что вы мне посоветуете, господин Багрянцев?
– Вы сами должны сделать свой выбор, – он взглянул куда-то поверх ее головы и шепотом добавил: – Желаю счастья!
С этими словами он отпустил Настину руку, развернул девушку и слегка подтолкнул ее вперед.
Настя ахнула про себя. Сергей стоял в трех шагах от них.
– Вы потанцуете со мной, Настя? – спросил он, и голубые его глаза налились темной синевой, словно от испуга, что она вновь ему откажет.
– Да, – отозвалась она, и на мгновение ей показалось, что голос ее слишком слаб и Сергей не поймет, что она дала согласие станцевать с ним. Но он улыбнулся той же едва заметной улыбкой, которую Насте сегодня уже удалось поймать один раз, протянул ей руку и повел на середину зала.
В ушах у Насти звенели тысячи колокольчиков. И этот звон отдавался в голове, заставляя сердце биться с необыкновенной, непривычной скоростью. Сергей что-то сказал, но она не расслышала.
– Простите, – прошептала Настя, – что вы сказали?
– Я спросил, что с вами? Вы слишком бледны!
– А разве я могу сейчас выглядеть по-другому? – ответила она и неловко улыбнулась в ответ на его улыбку.
Вокруг них все время происходило какое-то движение. Смутные тени перемещались в разных направлениях, какие-то звуки, лишь отдаленно напоминавшие человеческие голоса, сливались и распадались, но она не могла разобрать ни единого слова... Умом она понимала, что это пары, которые выстраиваются для танца, но все ее внимание было сейчас обращено на Сергея, а происходящее вокруг продолжало возникать в ее сознании неясными миражами и видениями, которые тут же исчезали, чтобы через мгновение возникнуть в новом сочетании звуков и образов.
– Полагаю, вы правы! – с некоторой запинкой ответил Сергей на ее вопрос и еще крепче сжал ее ладонь. – Я виноват в том, что поставил вас в затруднительное положение. Но сумеете ли вы когда-нибудь простить меня? – Он слегка склонил перед ней голову. – Постарайтесь понять, что вы значите для меня больше, чем все остальные здесь присутствующие, вместе взятые! – Он обнял ее за талию, а другой рукой взял ее руку. – Я уже говорил вам об этом?
– Да, и много раз, – ответила она, когда оркестр заиграл вальс. – И я принимаю ваши извинения...
– ...Судя по тому, как вы сейчас это сказали, вы меня не простили.
Настя улыбнулась, вспомнив слова Фаддея Багрянцева.
– Вы ошибаетесь, я простила вас, – ответила она.
– Настя, родная! – прошептал он. – Скажите мне, что я не сплю и все, что вы говорите, истинная правда!
Слезы опять навернулись на глаза, и Насте пришлось предпринять нешуточные усилия, чтобы не
