с вами!
– Приезжай, Мариша, – устало сказала старушка. – Аркадию Сергеевичу очень нужно помочь. Он уже измучился, бедный, да еще Ольга Борисовна...
– Что – Ольга Борисовна? – жестко спросила Марина. – Говорите уже, Нина Владимировна, не скрывайте!
– Да я ничего точно не знаю, – неожиданно заплакала та. – Просто сорвалось с языка. Прости меня, старую. Приедешь, сама узнаешь...
– Ладно, не плачьте, Нина Владимировна, – вздохнула Марина. – Действительно, приеду и во всем разберусь.
Она опустила трубку на рычаг и посмотрела на хозяйку.
– Вот и закончился мой отпуск, Анжела. Завтра мне нужно срочно уехать!
– Я поняла, – кивнула та и вдруг достала из шкафчика бутылку шампанского и конфеты. – Послушай, давай выпьем, а? Чтобы все плохое осталось у нас за спиной!
– Выпьем, – кивнула Марина и кисло улыбнулась. – Постараюсь шлепнуть пару бокальчиков, чтобы быстрее заснуть. Кажется, в будущем меня ждут не очень приятные хлопоты...
Если б она могла знать, насколько ее слова близки к истине, то не произнесла бы их, чтобы не спровоцировать грядущие неприятности.
Но, как известно, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Она сказала эти слова, затем выпила бокал шампанского – на большее ее не хватило – и отправилась спать. И впервые за последние дни уснула без мыслей об Арсене. В ее жизнь вернулось нечто более важное – забота о родовом имении Бартеньевых, хотя и называлось оно сейчас скучно и банально – «Усадьба Ясенки – музей дворянского быта середины XVIII – начала XX века».
Глава 19
Перрон станции Ясенки покрывали лужи, а лес вокруг за годы ее отсутствия стал еще гуще и выше. Солнце скрывали низкие тучи, из которых моросил мелкий дождь, нудный и тоскливый, как ее настроение. Против ожидания никто Марину не встречал. Несколько пассажиров, которые вместе с ней вышли из поезда, быстро рассосались по машинам, что дожидались их за зданием станции на небольшой асфальтированной площадке.
Марина открыла зонтик и побрела по перрону, не зная, что делать дальше. Она упустила момент, и все машины разъехались. Возможно, теперь ей придется ловить попутку, но она не представляла, как это сделать на пустынной лесной дороге, где машины встречаются так же редко, как конные повозки на московских улицах.
За те годы, что она здесь не бывала, практически ничего не изменилось. Разве что здание станции повеселело. Его недавно выкрасили, и на фоне темного леса оно смотрелось, как пряничный домик на картинке в детской книжке.
Порыв ветра вывернул ее зонтик и чуть не вырвал его из рук. Марине пришлось развернуться по ветру, поставить сумки на перрон и попытаться спасти зонт. С трудом, но у нее это получилось, правда, она тут же промокла. И окончательно расстроилась, потому что дело близилось к ночи, а ей требовалось преодолеть шесть километров по раскисшей лесной дороге. Марина не думала, что Нина Владимировна не сумела известить отца об ее приезде. Скорее всего, он еще не вернулся из города, но где же обещанный старушкой внучек? В лучшем случае он опоздал, но, возможно, бабушка просто не сумела убедить Олега поехать в дождь на станцию.
Этим размышлениям Марина предавалась, стоя на краю платформы и не решаясь сделать первый шаг вниз по металлическим ступенькам, создатели которых наверняка ненавидели женщин на каблуках. Но она еще в поезде переоделась в кроссовки, потому что в юности сломала здесь не один каблук. Сейчас ее больше волновало отсутствие перил. Нужно было преодолеть не меньше пяти лестничных маршей с тяжелой сумкой на плече и с зонтиком, который почти не спасал от дождя. А еще ее руку оттягивал пакет с фруктами и черешней, которую очень любил отец.
Марина замешкалась на мгновение, выбирая, куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться на мокрых ступенях, и тут вдруг она увидела «уазик» с синими милицейскими номерами. Он вынырнул из леса как раз с той стороны, где находились Ясенки, и, разбрасывая грязь, помчался к станции. Она проводила его взглядом и принялась осторожно спускаться по лестнице, ощущая себя коровой на скользком склоне.
Шум мотора внизу снова отвлек ее внимание, и Марина застыла на миг, балансируя разведенными в стороны руками. Но этого мгновения ей хватило разглядеть, что «уазик» возвращается. Мало того, он притормозил метрах в пяти от того места, где лестница плавно переходила в большую мутную лужу, которую невозможно было преодолеть без потерь даже в кроссовках. Из «уазика» выбрался высокий плотный мужчина в допотопном брезентовом дождевике и в высоких болотных сапогах. И сам «уазик», и одежда мужчины были обильно заляпаны жидкой грязью.
Мужчина остановился на краю лужи и, задрав голову, прокричал:
– Вы – Марина Фролова, дочь Аркадия Сергеевича?
– Я – Марина Фролова, дочь Аркадия Сергеевича, – в тон ему ответила она. – А вы Олег, внук Нины Владимировны?
– Так точно! – ответил человек и бесстрашно ступил в лужу. И уже оттуда приказал: – Не двигайтесь! Сейчас я помогу вам спуститься.
Через несколько секунд Олег уже стоял рядом. Он тут же освободил ее от сумок, а еще исхитрился взять Марину под локоть, чтобы бережно свести ее вниз.
– Простите, – сказал он, когда они достигли последней ступеньки, – придется оставить ваши вещи здесь. Временно, конечно. – И, не спрашивая ее согласия, подхватил Марину на руки, перенес через лужу и поставил на мокрую траву.
– Простите, – снова сказал он и бегом вернулся к лестнице.
Лужу Олег форсировал, не снижая скорости, отчего его сапоги и дождевик приобрели совсем уж невзрачный вид. Но сумку и пакет он поднял повыше, и хотя им тоже досталось, но, несомненно, меньше, чем внуку Нины Владимировны.
– Быстро в машину, – приказал он на бегу. – На заднее сиденье!
Она молча подчинилась и открыла дверцу. Олег затолкал ее сумки с противоположной стороны и занял место водителя. Марина разместилась на сиденье, пригладив волосы, склонилась и заглянула в зеркало заднего вида. И поймала в нем взгляд Олега.
– А вы ничуть не изменились, – сказал он строго и смерил ее, как показалось Марине, подозрительным взглядом, точно застал ее на месте преступления. – Все такая же тонкая-звонкая...
– Вы работаете в милиции? – поинтересовалась она.
– Угадайте с трех раз, – едва заметно усмехнулся Олег. – Но эту машину я, честно, не угонял.
– Я об этом даже не подумала, – нахмурилась Марина. – По правде сказать, я бы обрадовалась и трактору «Беларусь».
– Да ладно! – сказал Олег. – Я тут, почитай, царский экипаж подал, а вам, выходит, больше трактор нравится! Вот и пойми этих женщин!
«Уазик» углубился в лес. Олег ловко крутил баранку, объезжая лужи. Но все равно машину то и дело подбрасывало, а из-под колес веером разлеталась грязь, оседая на окнах и бортах машины.
Руки у Олега были крупными, плечи широкими. Дождевик он снял, оставшись в выцветшей джинсовой куртке. Марина помнила его худеньким молодым человеком с белобрысыми, словно выгоревшими на солнце волосами и едва заметными конопушками на круглом лице. Каждый год он приезжал к Нине Владимировне на все лето, но мало с кем общался, потому что все дни проводил то в саду, то на сеновале с книгой в руках.
Теперь его волосы стали темнее, и сквозь них уже пробивалась седина, особенно заметная на висках. В какой-то момент он вполоборота внимательно посмотрел на Марину, и она отметила, что у Олега простоватое, откровенно крестьянское лицо, но приятное и даже симпатичное, если бы не глаза. Они глядели на мир жестко, почти сердито...
Марина поежилась. Ее вдруг пробрал озноб, хотя в машине было тепло. Она затолкала руки в рукава куртки и начала исподтишка наблюдать за Олегом. Она знала: его предки всю жизнь прожили в Ясенках. Вплоть до освобождения крестьян они являлись крепостными Бартеньевых, занимались хлебопашеством и
