представляла, а еще меньше могла описать или хотя бы объяснить то, что творилось в ее душе. Все, что она ощущала сейчас, это его движения – на ней и внутри ее. И, очнувшись на скомканных простынях, поняла наконец, что с ней произошло: исчезла та сквозная рана, через которую выдувало ее чувства. Исчез вакуум, вместе него ею овладели блаженство и нежность к этому человеку. И теперь – она нисколько в этом не сомневалась – ничто и никто не способен их разлучить.
Какое-то время они потратили на то, чтобы отдышаться, а затем долго лежали рядом молча, сцепив пальцы.
Первым нарушил молчание Арсен. Он приподнялся на локте и заглянул Марине в лицо. Она лежала с закрытыми глазами. И он тихо спросил:
– Ты спишь?
– Нет, – она живо открыла глаза и посмотрела на него. – Ты, наверное, проголодался?
– Есть такое, – улыбнулся Арсен, – но я хотел спросить тебя о другом. Дети смоются сейчас в свадебное путешествие. У меня полгода отпуск. Может, тоже сбежим на пару недель в Абхазию? Я два года не видел ребят! Да и книга давно готова. Хотел бы, чтобы они прочитали ее в рукописи.
– Ты с ними не созванивался? – тихо спросила Марина.
– Только с Лавром. У него спутниковый телефон. Иногда удавалось застать его на месте. Светлана недавно родила сынишку, и они хотят, чтобы я был его крестным.
– Я знаю, – улыбнулась Марина. – Мы частенько болтаем с Анжелой. Она жаловалась, что о тебе ни слуху ни духу. Лавр говорил тебе, что Вадик поступил в суворовское училище, а на каникулах гостит то у Игоря, то у него? Только о Костике ничего не известно. Наверное, боится высунуть нос из своего Воронежа.
– Бог с ним, с Костиком! – махнул рукой Арсен. – Ты не ответила, мы поедем или нет в Абхазию?
Марина лукаво улыбнулась и поцеловала его в щеку.
– А как они посмотрят на то, что мы с тобой вместе?
– Хорошо посмотрят! Помнишь, я говорил про свадьбу? Давай ее сыграем в Абхазии? Дождемся, когда дети вернутся, и сыграем. Пусть увидят, где их заполошные родители полюбили друг друга.
– И Абхазию полюбили. – Марина обняла его. – Мы обязательно туда поедем! И сейчас, и позже, с внуками...
Она села, обхватив колени руками.
– Арсен, я давно хотела сказать. В тюрьме я многое передумала и многое поняла. Почему абхазы так истово защищали свою родину и почему мы ее не ценим? Почему слова «отечество», «родина», «патриотизм» произносим в лучшем случае с иронией? Может, потому, что расплевались с совестью, а честь и благородство встречаются только в авантюрных романах?
– Ты не права. – Арсен сел рядом и обнял ее за плечи. – Ты ведь не кричала о своей любви к Ясенкам, а грудью встала на защиту музея. И твои односельчане тоже не кричали о патриотизме и нравственности. И Ванька не кричал. Дело не дошло до автоматов, как в Абхазии, но люди в Ясенках поднялись на защиту своей родины. Пусть малой, но все-таки
Он посмотрел на часы и преувеличенно громко хмыкнул:
– Ну, подруга, мы с тобой совсем берега потеряли. Пять часов в постели. Скоро нас с собаками будут искать. И желудок «караул» кричит! Слышишь?
– Слышу!
Марина встала с постели и подошла к окну. Сладко потянувшись, она слегка отодвинула штору и выглянула в окно. Тихий летний вечер уже опустился на Ясенки. Багровое солнце зависло над темным бором. И она вдруг подумала, что все это будет происходить вечно. Как вечно дыхание любимого человека, его руки, его взгляд, его улыбка... Арсен подошел и обнял ее за плечи. И Марина улыбнулась. Она дождалась своего счастья. И это счастье тоже будет длиться вечно!
