Сибирская амазонка

назвать. Так, легкое касание, словно некто невидимый провел перышком по щеке.

Иван насторожился. За его спиной что-то прошуршало, будто прошмыгнул маленький зверек: мышь или крыса. Иван поежился. Не хватало, чтобы крысы затеяли здесь свой хоровод. Эти гнусные твари мгновенно сообразят, что пленник совершенно беспомощен, и тогда он пожалеет, что родился на свет. Они расправятся с ним в одночасье, быстрее, чем мошкa с несчастным Голдовским.

Совсем некстати он подумал о Маше и детишках. И мгновенно постарался отогнать эту мысль. Он никогда не обманывал жену и раз пообещал вернуться к ней живым и здоровым, то обязательно свое слово сдержит. Разве не было в его жизни более опасных, смертельно опасных передряг? И он с тоской признал: нет, не было! В прошлом всегда просматривался хоть какой-то выход, на этот раз он его не видел.

За спиной опять что-то прошуршало. Так осыпается песок или сухая земля. Затем что-то довольно громко заскрипело. В его темнице стало заметно светлее, а вместе с ветерком в нее проникли не слишком приятные резкие запахи, которые показались Ивану знакомыми. Он принюхался: похоже на запах конюшни, но тут же отвлекся от этого занятия, почувствовав уже более сильное движение воздуха. Словно открыли и закрыли дверь. Или окно? Опять что-то скрипнуло. Иван напрягся. Он кожей чувствовал чье-то присутствие за своей спиной. Но путы и ошейник держали его крепко, не позволяли повернуть голову, подать голос... Он терялся в догадках. Если это ратники пришли по его душу, то почему медлят? Почему нерешительно топчутся, словно боятся подойти к нему? Они были гораздо смелее, когда вынимали его из петли. Правда, тогда он находился без сознания, но разве сейчас он в состоянии оказать сопротивление, сидя в подобной позе?

Он напряг слух и различил тихие шаги. Тот, кто был сзади, передвигался осторожно, крадучись, и одно это говорило о том, что там не ратник, иначе он вел бы себя, как хозяин. Чего, спрашивается, ему остерегаться, уж не Ивана ли, который и так не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой?..

Но кто мог проникнуть в его темницу? Может, Алексей? Однако это было столь же невероятно, как увидеть вдруг перед собой Машу или Тартищева...

А если все-таки зверь? Свирепый и беспощадный, специально выпущенный из клетки, чтобы утолить свой голод. К тому же человек не может издавать такую омерзительную вонь. Значит, сзади крадется неведомый зверюга, выжидающий момент, чтобы наброситься на беспомощного пленника...

Иван шумно втянул носом воздух. Что ж, пришла пора проститься с жизнью. Никогда он не думал, что расстанется с ней столь бездарно! Поэтому, видно, ратники и связали его. Во-первых, они понимали, что он просто так не позволит отобрать свою жизнь, во-вторых, чтобы продлить его мучения...

Он зажмурился... Вот-вот острые клыки и когти вопьются в тело и примутся безжалостно рвать его на куски...

В это время существо приблизилось вплотную и остановилось за его спиной. Ивану показалось, что оно, точно так же, как и он, сдерживает дыхание. Еще несколько мгновений оно молча стояло, совсем как человек, переминаясь с ноги на ногу (или все-таки с лапы на лапу?). Затем на плечи Ивана опустились руки. Именно руки, а не лапы. Правда, они были слишком тяжелы для рук человека и покрыты шерстью, как у зверя. Это Иван ощутил, когда существо ненароком коснулось его щеки. Все в его голове перепуталось. Он почувствовал, как сердце сжимается в тугой комок. Впервые он понял, что через несколько секунд его не станет. И тогда он рассвирепел, но сумел показать свой гнев лишь яростным мычанием и тем, что напряг мышцы, словно пытался порвать стягивавшие его веревки.

Существо явно не ожидало от него подобной прыти. Оно отскочило в сторону и что-то пробурчало то ли испуганно, то ли сердито. И это не было ворчанием зверя, такие звуки мог издавать только человек. И хотя они совсем не походили на слова, в них ясно сквозило удивление.

В душе слабо затеплилась надежда. Вполне очевидно, что неизвестное существо боится Ивана не меньше, чем он его... Иван мысленно перекрестился. Неужто бог оставил его? Ведь он если и грешил когда, то только во благо, если не считать тех грешков, которые совершил в годы непутевой юности. Но он уже не раз отмолил их, не раз покаялся... С чего ради господу гневаться на него? Или он опять решил испытать его на стойкость?

В этот момент существо вновь и с еще большей осторожностью приблизилось к Ивану. Теперь оно стало шарить у него по спине, словно искало что-то, и несколько раз дернуло за веревки. Ивану показалось, что оно проверяло их на прочность. Это было и вовсе невероятно, но после этих рывков его путы немного ослабли.

И тут он окончательно потерял всякую способность соображать. Существо принялось не только тянуть, но и грызть веревки. Не его спину, нет, а именно веревки. И очень успешно с этим процессом справилось. Стягивающие его руки и ноги путы свалились на пол темницы, и существо довольно заурчало. Иван попытался подняться на ноги, но мешал ошейник, которым он был притиснут к столбу. К тому же ноги отказались ему повиноваться, и он упал на колени. Теперь его шея была неестественно вытянута. Ивану показалось, что он слышал, как хрустнули позвонки. Боль пронзила его с головы до ног. Он застонал, попытался дотянуться руками до повязки на лице, чтобы наконец избавиться от нее, но руки тоже повисли, как тряпки.

И тут существо пришло ему на помощь, оно ласково погладило его по голове, затем принялось развязывать узел на затылке, чем окончательно повергло Ивана в смятение. Нет, определенно это не зверь. Разве может зверь столь осторожно возиться с узлом и что-то бурчать при этом точно таким же тоном, как бурчал всякий раз дед Аким Вавилов, когда-то подшивавший валенки всей деревне и иногда сослепу попадавший шилом себе в палец.

Но и по голове своего внучка он гладил задубевшей от мозолей ладонью точно так же неловко и так же осторожно...

Иван снова ощутил дыхание существа за своей спиной, и оно уже не показалось ему таким зловонным. Чего он, спрашивается, закрутил носом, или это не он, не Иван Вавилов, вырос в деревне, где подобные запахи являются неотъемлемой частью крестьянской жизни?

Существо возилось с его ошейником. В какой-то момент Иван почувствовал, что под него проник палец, и острый коготь или ноготь царапнул ему шею. Иван дернулся, а его освободитель что-то успокаивающе пробормотал и снова погладил по голове.

Наконец и ошейник упал к его ногам. Иван ухватился за столб, попытался выпрямиться, но ноги опять подвели, и он сполз по столбу прямо на грязный пол своей темницы. Опершись руками, он сумел-таки развернуться и чуть не закричал от неожиданности. Перед ним сидел на корточках огромного роста человек в лохматой, вывернутой мехом наружу шубейке. Он был раза в три больше Ивана, глаза его отдавали желтизной и слегка светились, как у дикого зверя. Его лицо, совсем не морда, нет, с низким лбом и широкими надбровными дугами склонилось к Ивану. Оно было безволосым, нос – слегка приплюснутым с широкими ноздрями, а губы казались слишком толстыми для человека.

Его освободитель протянул большую руку, покрытую шерстью, к его голове... И Иван вспомнил... Ведь совсем недавно это самое существо или его собрат чуть не заставило его провалиться в очко нужника в огороде атамана. Господи, неужели он до сих пор без сознания и этот кошмар просто-напросто ему мерещится?

Он быстро отклонился в сторону и чуть было не упал, потому что голову повело от слабости. Иван чертыхнулся. И в это мгновение рука чудища настигла его и осторожно, уже в который раз, погладила по голове.

– Чуф-ф! Чуф-ф! – ласково фыркнул его избавитель и вдруг с трудом выдавил из себя: – И-и-ива-а-н... – затем стукнул себя кулаком в грудь и произнес с еще большим трудом: – Х-хла-а-ашша!

– Ч-что? – вымолвил, заикаясь, Иван, так как освобожденный от повязки язык до сих пор плохо слушался его. – К-кто ты такой?

Человек, а теперь Иван не сомневался, что это человек, но какой-то странный, не такой, как все, засмеялся, показав в улыбке крупные зубы, и протянул к Ивану руки. И тот не успел опомниться, как оказался на его широком плече. Дикарь несколько бесцеремонно хлопнул его по спине, но Иван от неожиданности потерял дар речи. Впервые с ним обошлись, как с кулем картошки, столь небрежно закинув на плечо. Он, правда, успел обвести взглядом свою темницу. Это была небольшая комнатенка, стены которой представляли собой плотно пригнанные, ошкуренные стволы деревьев. Пол был земляной, а столб,