к которому он только что был притянут ошейником, являлся единственным украшением этой мрачной и неуютной темницы. Окон в ней не было, но тусклый свет проникал внутрь сквозь щель в частоколе. Казалось, кто-то раздвинул стволы, как гармошку...
Иван не успел сообразить, что это за щель и откуда она появилась, как его освободитель слегка пригнулся и скользнул прямо в нее. Снаружи было гораздо светлее. Щербатый диск луны завис над горизонтом. И вдруг Иван с ужасом понял, что человек не одет в шубейку, а покрыт густым жестким волосом. Правда, что-то похожее на лопнувшую на спине жилетку охватывало его мощную грудь, и это была единственная одежда на этом лохматом великане.
«Господи! Дикий человек! – догадка, словно комета, озарила сознание Ивана. – Но что ему нужно от меня?» – успел подумать он. В следующий момент его взгляд переместился вниз, и он задохнулся от неожиданности. Пятки великана свешивались с крошечного скального уступа, за который он умудрился уцепиться пальцами ног. Руками он, будто рачительный хозяин, вновь притянул бревна и установил их на прежнее место, потом довольно фыркнул и, удерживая Ивана под колени одной рукой, присел и вдруг сиганул вниз с отвесного обрыва.
Где-то далеко бесновалась и грохотала валунами река. Иван приоткрыл на миг глаза, которые в ужасе закрыл в момент прыжка, и обнаружил, что его спаситель довольно быстро спускается вниз по совершенно отвесной скале, цепляясь за корни деревьев и камни и проделывая это столь ловко и деловито, словно подобные упражнения давно вошли у него в привычку. За считаные минуты они спустились на дно пропасти, где бушевал и выл от ярости водный поток. Только теперь Иван перевел дыхание. Но в следующее мгновение ему пришлось пережить новое потрясение. Его спаситель вздумал форсировать реку вброд. Он начал прыгать с одного скользкого валуна на другой, камни едва виднелись в потоке стремительно мчащейся воды. Иван сжался в комок. Он даже не замечал, что промок насквозь и висит вниз головой. Порой гребень особо крутой волны проносился в каком-то футе от его лица, и тогда он мысленно прощался с жизнью.
Наконец и это препятствие было преодолено. Но испытания на этом не закончились. Дикарь несколько раз фыркнул, пристроил Ивана на своем плече поудобнее и опять полез, на этот раз вверх, но по столь же отвесной и скользкой стене, как и та, по которой они только что спустились.
Иван, как тряпка, висел у него на плече. Руки и ноги агента сыскной полиции безвольно болтались. Он почувствовал вдруг странное равнодушие и безмерную усталость. Ему было уже наплевать, что под ними добрая сотня футов, а то и две, скальной стены и что корни порой рвутся под рукой его освободителя, а камни осыпаются... Он закрыл глаза и словно окунулся во что-то мягкое и пушистое. Это «что-то» было столь же нежным и приятным, как Машины руки, когда она обнимала его в редкие счастливые минуты. Ведь иногда он позволял себе побыть с семьей чуть дольше, чем позволяли его служебные обязанности...
– Маша, Машенька, – прошептал Иван Вавилов едва слышно и окончательно потерял сознание...
– Иван Лександрич, дядька Иван! – Кто-то настойчиво и не очень вежливо тряс его за плечо.
Вавилов открыл глаза. Над ним склонились знакомые лица и одна собачья морда. Заметив, что он пришел в себя, близнецы облегченно вздохнули.
– Дядька Иван... – Сашка подложил ему под голову свой чекменек. А вторым, Шуркиным, укрыл его. – Слава богу, очухались! А то глаза закатили, посинели, что твой мертвяк. Хотели уже водой вас отливать...
– Так его Глаша вниз головой волокла, – пояснила Шурка. – От этого у него в мозгах трясение случилось. Помнишь, я на ветке повисла вниз башкой, так после два дня меня тошнило и в глазах все колесом крутилось?
Иван приподнялся на локтях и с удивлением уставился на близнецов.
– Глаша? Какая Глаша? Как я здесь очутил... – Он повернул голову и осекся на полуслове. Настоящее чудо-юдо сидело в десятке шагов от них и весело скалило зубы. Заметив, что Иван смотрит на него, чудище радостно, совсем как близнецы, захихикало, встало на четвереньки и таким образом оказалось рядом с Иваном. Тот невольно отклонился в сторону. Но Сашка панибратски хлопнул его по плечу.
– Не боись, дядька Иван! Это Глаша! Шуркина подружка! Она в прошлом годе к нам на омшаник пришла. Ногу где-то располосовала прямо до кости. Мы ее вылечили травами. Теперь она в тайге повсюду нас встречает. – Заметив, что Иван с подозрением поглядывает на широкие плечи и огромные руки своей спасительницы, паренек поспешил его успокоить: – Она тихая! Не смотри, что большая, а лет ей совсем мало...
– Постой, – Иван едва справился с изумлением. – Выходит, это действительно Варькина дочка? Той, что исчезла из деревни? Жены дикого человека? Кзыл-оола?
– Ну да! Наверно... – Сашка пожал плечами. – Сама она плохо говорит. Шурка ее нескольким словам научила. Правда, Глаша?
Та, услышав свое имя, радостно зафырчала и произнесла с натугой, но более чисто, чем в первый раз:
– Хл-ла-аша!
Она подала руку Ивану, и он, все еще не придя в себя от потрясения, пробормотал:
– И-иван В-вавилов!
– Вот и познакомились, – радостно захихикала Шурка.
А Глаша вдруг сорвалась с места. Через пару мгновений она вновь появилась на поляне с венком из желтых купальниц в руках и, радостно скалясь, водрузила его на голову Ивана.
И это, как ни странно, окончательно привело его в чувство. Он сел и требовательно посмотрел на близнецов.
– Это что же получается, братцы? Оказывается, все это время вы водили нас с Алексеем Дмитричем за нос? Я ведь хорошо помню те следы в огороде. На подошве просматривался заметный шрам. А потом эти веночки? Значит, вы все знали и потешались за нашими спинами?
– Зачем потешались? – Сашка виновато шмыгнул носом и почесал грязной рукой в затылке. – Глашка без нас пропадет, мы ее подкармливаем, а она, правда, шуткует иногда. Она же малая совсем. Озорует!
– Хороша озорница! – Иван сердито прищурился. – Моя рубаха и сапоги тоже из области шуток?
– Ну да! – Близнецы переглянулись. А Шурка поспешила заступиться за свою лохматую подружку. – Посуду она хотела помыть и нечаянно утопила, а вот рубашка... – Девочка замялась...
– Что рубашка? Надеюсь, она не взяла поносить ее на время? – справился сурово Иван.
– Взяла, – вздохнула девочка, – я хотела отобрать, только... – Она виновато посмотрела на него. – Не ругайте ее, Иван Лександрыч, она ж не со зла...
– Не со зла, – проворчал Иван и вгляделся в свою спасительницу. То, что он принял за жилетку, очень смахивало на утерянную рубаху, только неимоверно грязную, без рукавов и располосованную на спине. – Да-а! – протянул он и озадаченно покачал головой. – Как только она ее на себя натянула?
– Ей пуговки понравились, – пояснила Шурка. – Она ведь, как та сорока, блестяшки всякие любит. Мы ей стеклярус подарили, так она его с шеи не снимает.
Иван посмотрел на Глашу, но никакого стекляруса не заметил. Девица была слишком волосатой, и бедные бусы затерялись в дебрях ее мощной шеи и груди. Он отвел от нее взгляд, потому что до сих пор испытывал внутреннюю дрожь при воспоминании о том, каким образом был освобожден из плена.
Чтобы как-то замаскировать оторопь, Иван огляделся по сторонам. Глаша доставила его в густые заросли пихтача, где близнецы из камней и хвороста соорудили нечто наподобие блиндажа, прикрыли его дерном и закидали валежником. Только бывалый следопыт мог обнаружить это хитроумное убежище. Иван себя к таковым не причислял, но весьма сомневался, что это затруднит ратников, если они бросятся преследовать его. Но все ж какая-никакая передышка у них была. Он вздохнул.
– Ладно, с Глашей все ясно, – сказал он и строго посмотрел на близнецов: – Рассказывайте все по порядку.
Ребята переглянулись. Сашка подсел ближе к Ивану.
– Мы сразу к вам побежали, дядька Иван. Чесслово, сразу, как только Белка залаяла. Думали, вы Лексея Дмитрича нашли. И видели, как вас петля вздернула. Мы всего ничего не поспели, а тут из кустов Родион выскочил и еще два ратника. Мы в кусты – нырк! И все видели. Оне коня под вас подвели, петлю рогатиной поддели, вы на коня, как куль, свалились. Белка давай на них бросаться, а они ее палкой по хребту. Староверы шибко собак не любят. – Сашка шмыгнул носом. – Сдохла Белка-то, мы ее в кустах
