– Он мог погибнуть при схватке. Насколько мне известно, твой приятель большой мастак по части драк.
– Если они захватили Ивана живым, – продолжал Алексей рассуждать вслух, – то Голдовский успел его раньше допросить. Теперь по какой-то причине нас держат отдельно от него, точно жуликов. Видно, боятся, что сговоримся...
– Что ты заладил: «Иван! Иван!» – рассердился Константин. – Если я попал в скит живым, то не намерен покидать его мертвым. Надо думать, как выбраться отсюда, а не гадать, что стряслось с Иваном. Вернее всего, на него натянули точно такой же милый саванчик, чтобы отправить к праотцам. Тебе это улыбается?
– Откуда в тебе столько цинизма? – удивился Алексей. – Ты не ценишь дружбу, смеешься над любовью...
– Издержки службы! – Константин рассмеялся весело, с раскатом, словно Алексей пошутил, а не упрекнул его. – Я ведь сказал: прошлые ошибки непременно о себе заявят и стукнут так, что мало не покажется!
– Это касается Евпраксии?
– И ее тоже. А насчет цинизма ошибаешься! Это – обычная реакция на мерзости нашего мира. Конечно, цивилизация сама по себе – неплохое явление, но она заставляет человека перешагнуть через барьер соблазнов. Он бросается во все тяжкие, чтобы удовлетворить свое вожделение, свою похоть. И никто не задумывается, что катиться вниз гораздо легче, чем карабкаться вверх. О каких высоких запросах может идти речь, о какой духовности, если все подчинено обыкновенным животным желаниям, потребностям тела? Дружба, любовь... Все это слишком сложно для охотников за развлечениями. Дружбу можно купить за деньги, а любовь всего лишь акт, который ничем не отличается от любого другого. То, что когда-то называли любовью, так же далеко сейчас от действительности, сколь далеки от природы цветы, которые вырастили в горшке на подоконнике. – Он скрипнул зубами и продолжал с горечью: – Измена перестала считаться страшным грехом. Верность – пустой звук, потому что в отношениях между мужчиной и женщиной нет ничего постоянного.
– Костя, к чему эти мысли? – спросил Алексей. Он понял, что его товарищ на грани нервного срыва. И отнес это отнюдь не на его слабости и страх перед смертью. Скорее всего, Константин расстроился из-за неудавшегося разговора с Евпраксией. – Ты словно прокурор на судебном процессе. Только обвиняешь самого себя, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал мягко. – Я понимаю, ты ждал большего от встречи с Евпраксией...
– Ничего я не ждал! – Голос Константина едва заметно дрогнул. – Я даже не надеялся, что она придет. Знаешь, я нисколько не удивлюсь, если сама Евпраксия будет нашим палачом. Думаю, она сдерет с меня шкуру, а после набьет ее соломой, чтобы отпугивать ворон.
– Не знаю почему, но я до сих пор не верю, что ратники осмелятся нас казнить, – сказал Алексей. – Если Тартищев узнает, что нас с Иваном убили, все здесь сровняет с землей.
– Откуда узнает? Чудак! Все, и Шаньшин в том числе, будут трястись за свою шкуру. И объяснение найдут самое примитивное: сгинули, мол, в тайге... Какой, дескать, с нас спрос?
– Ты не знаешь Федора Михайловича! Он ни за что не поверит в подобные сказки. Как мы могли исчезнуть в тайге, имея проводников? Тем более это дети Шаньшина. Я уверен, ратники их не тронули, чтобы не осложнять отношений с казаками.
– Блажен кто верует, легко ему на свете! – с легким вздохом процитировал классика Константин.
– Я точно знаю, Тартищев за три дня все раскопает, – продолжал упорствовать Алексей.
– А тебе что ж, от этого легче станет? Хотя я тебя понимаю! Успокаиваешь сам себя? – спросил с явной издевкой в голосе Константин. – Конечно, гораздо проще умирать, когда знаешь, что кто-то непременно поплатится за твою смерть. Только тебя самого уже не будет, а настигнет ли справедливая кара ратников – еще весьма и весьма проблематично!
– Нет, это несправедливо! Как я могу умереть, если до сих пор не сумел узнать, кого они убили на самом деле. Не успокоюсь, пока не доведу дело до конца!
– Ну, тогда тебе придется превратиться в привидение и мучить Голдовского по ночам. И мальчики кровавые в глазах! – зловеще просипел Константин, продемонстрировав еще раз хорошую, в пределах старших классов гимназии начитанность. – Хотя бы так отплатишь этому мерзавцу.
– Он и правда получил образование в университете? – спросил Алексей.
– Без всякого сомнения, – отозвался Константин. – Из него получился неплохой ученый, знаток древней книжности. Жаль, что эти знания никому не пригодятся, кроме самих ратников.
– Я представляю состояние Голдовского, когда он узнал, что книги, за которыми он столько охотился, украдены неизвестно кем. Хотя почему неизвестно кем? Не сомневаюсь, что это проделали люди Корнуэлла. Могу догадываться, что ты еще и по этой причине нанялся к нему в проводники.
– Корнуэлл охотится за «Одигитрией». Я – тоже. Но англичанин никогда не откажется пополнить коллекцию своего хозяина, да и свою в том числе, ценными экспонатами. У меня есть подозрение, что он безбожно надувает миллионера. Вместо раритетов подбрасывает тому копии. Старикашка ему верит, потому что нет на Западе большего знатока православной иконописи и книжности, чем сэр Корнуэлл.
– Выходит, англичанин – рядовой мошенник?
– Точно этого не знаю, но могу предположить, что ему вряд ли хочется расставаться с воистину бесценными экземплярами, которые зачастую достаются ему по дешевке. И старикашка вдобавок платит, и, надо сказать, баснословные суммы за услуги и за те же подделки, как за настоящие древности. Возможно, конечно, я ошибаюсь, и сэр Корнуэлл – кристально честный малый... Но, сам понимаешь, ученые тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо!
– Корнуэллом пусть занимается английская полиция, – сказал Алексей. – Меня он интересует постольку, поскольку я подозреваю его людей в ограблении Чурбанова. Но сейчас меня больше всего беспокоит Голдовский. Кого казнили ратники вместо него и почему? Однозначно не Чурбанова! Тот ниже ростом и гораздо толще. А убитый своим телосложением очень сильно смахивал на Голдовского. На это нас и купили!
– Я повторяю еще раз: Корнуэлла интересовала только «Одигитрия». О книгах он мог узнать уже в городе. Но наводчиком был не Голдовский. Это и дураку понятно! По-моему, ратники узнали имя наводчика гораздо раньше Ольховского, который тоже за ним охотился, не говоря уже о тебе. Думаю, они именно с ним расправились. Но тебе простительно! Опознать его не было никакой возможности. Честно сказать, я тоже попался на эту удочку, вернее, на очки Голдовского, – признался Константин. – Ясно, что ратники подбросили их нарочно, чтобы замутить воду.
– Но кто мог сообщить Корнуэллу, что у Чурбанова появились столь ценные книги? Только тот, кто знал, что англичанин ими интересуется. Значит, он слышал о нем задолго до его появления в Североеланске. Возможно, списался заранее. Скорее всего «Одигитрия» тоже его рук дело. Наводчик мог узнать о ней, когда скитался в тайге, в поисках заимок пустынножителей.
– Вполне вероятно, – согласился Константин. – Чувствую, ты уже знаешь, кто это. Или до сих пор сомневаешься?
– Сомневаюсь, – согласился Алексей. – И очень жалею, что далеко сейчас до Североеланска. Там было раз плюнуть проверить, насколько мои версии реальны. Слуги изначально отпадают, разве кто-то проник в дом Чурбанова под их личиной. Ратникам ведь это удалось. Любовница купца вне подозрений. Глупа и малообразованна!
– Неплохо рассуждаешь, – усмехнулся Константин, – только очень долго. Опасаешься назвать главного подозреваемого?
– Чего мне опасаться? – огрызнулся Алексей. – На данный момент он – единственный, кто попадает под подозрение. Во-первых, у него была возможность свободно разъезжать по Сибири, во-вторых, у него университетское образование, в-третьих, внешне он очень сильно смахивает на Голдовского и того человека, что болтался по осени в окрестностях Мотылева в поисках древних книг. Но в момент преступления он был в Каинске. Якобы заболела мать.
– А его кто-то на сей предмет проверял? – справился Константин. – И есть ли у него вообще мать?
– Вообще-то наверняка есть, по крайней мере, была когда-то, если он появился на свет, но проживает ли она в Каинске? Жаль, конечно, но я не успел проверить. Вернее, дело у меня отняли в пользу орлов
