Корнуэлла постарались? Признайся, не исключен и такой вариант?
– Ну, вцепился, – рассмеялся Константин, – одно слово – легавый! Точно не обещаю, но, кажется, уже сегодня этот недостающий фрагмент станет на свое место.
– Что ж, не хочешь говорить, не надо, – обиделся Алексей. – Своим умом дойдем!
– Дойдете, если позволят, – произнес с явной насмешкой Константин. – Если не отправят на корм червям. Я думал, Евпраксия захочет поговорить со мной, но, кажется, она совсем не расположена мирно беседовать.
– Скажи честно, ты любил ее по-настоящему или все же выполнял задание?
– Какое это имеет значение? – неожиданно рассердился Константин. – Не твоего ума это дело!
– Не хочешь говорить, не надо, – опять повторил Алексей. – Но все равно нужно разговаривать, чтобы время быстрее тянулось. Я очень беспокоюсь за Ивана. Неужто они убили его?
– Скорее его уже постригли в монахи, – ответил Константин.
– В монахи? – поразился Алексей. – С какой стати?
– А у ратников обычай такой: если чужой человек даже ненароком прикоснется к их священной одежке, значит, совершил тяжкий грех. И загладить его можно лишь пострижением этого негодяя в монахи. Скажи, разве твой Иван не хватал Евпраксию, не прижимал к своей мощной груди? Вот теперь и расплачивается!
– Но я тоже к ней прикасался...
– Значит, и тебе макушку выстригут.[41] Готовься... – Константин не выдержал и рассмеялся.
– Ты шутишь, – произнес Алексей с облегчением, – в монахи путь Ивану заказан. Ведь у него пятеро детей, и младшему не исполнилось еще двух лет.
– Это роли не играет. Жалостью к детям их не проймешь! Их с детства воспитывают фанатиками. В аскетизме, презрении к боли, готовят к лишениям, учат долго обходиться без пищи и воды. Между собой они редко называют себя ратниками веры. Чаще величают себя «Михайловой ратью», потому что своим покровителем считают архистратига Михаила. Главное в их жизни – охрана святынь. «Одигитрии» – в первую очередь! С малых лет им внушают: погибнет «Одигитрия», погибнут все, кто исповедует старую веру, и тогда землей полностью завладеет Антихрист.
– А какую роль играют дети, которых они забирают в скитах? Некоторых затем возвращают, некоторых оставляют у себя. Зачем?
– По одной простой причине, что все ратники – схимники! Они не имеют права заводить семью и рожать детей, чтобы мирское не победило духовное. Поэтому в крепости одни мужчины, кроме Евпраксии. Она постриглась и нареклась этим именем. Прежде ее звали Ксенией.
– Выходит, эти дети пополняют ряды ратников?
– Да, самые сильные и ловкие становятся воинами, а самых толковых обучают грамоте, письму уставом и полуставом с применением вязи[42] и инициалов. Знают они и так называемое крюковое письмо.[43] Эти дети учат наизусть тексты важнейших книг старообрядцов, чтобы в случае частичной или полной утери можно было их восстановить. Они обучены переписывать книги гусиными и орлиными перьями, переплетать их, правильно хранить. С этой целью в глухой тайге созданы тайные скриптории, где дети проходят обучение. Это – книжники, которых ратники берегут не меньше «Одигитрии». Есть у них и свои реставраторы икон, иконописцы, которые пишут лики в старинной манере, растительными красками без применения свинца. И эти люди ни в коем случае не должны попадать в руки официальных властей или священнослужителей. Они обязаны покончить жизнь самоубийством, чтобы не выдать под пытками секреты, которые оберегают ратники.
– А почему ж тогда Евпраксия и Ефремий не убили себя? Или они не боялись пыток?
– Представь себе, не боялись! Я ведь сказал, с детства их приучают переносить самую дикую боль. Правда, в момент захвата им просто не удалось покончить с собой.
Алексей вздохнул.
– Теперь я, кажется, понимаю, почему мальчишка сиганул в порог. Видно, он уже кое-что знал, кое-чему был обучен.
– Какой мальчишка? – удивился Константин.
Алексей коротко рассказал ему о событиях, свидетелями которых оказались они с Иваном. Сначала у подвесного моста, потом на усадьбе у атамана.
– Наверняка ты прав, – согласился с ним Константин. – Но какова сила духа?! Скажи, ты смог бы в десять лет покончить с собой?
– Понятия не имею, – Алексей пожал плечами. – Знаешь, как-то повода не было. Но мне жалко ребятишек! Судьба им безжалостная уготована.
– Не говори, – согласился Константин, – только у меня есть сведения, что самых одаренных детей они под прикрытием солидных фамилий и влиятельных людей, которые тайно сочувствуют и помогают старообрядцам, направляют учиться в гимназии и в университеты. И не только в российские.
– Но с какой целью? Что им это дает? Неужели хранение древних книг требует университетского образования, знания языков, наконец? – изумился Алексей.
– Возможно, эти люди являются своеобразными разведчиками, которые разъезжают по всему свету, разыскивают древнерусские святыни и пытаются вернуть их на родину, собрать в одном месте, там, где спрятана, к примеру, «Одигитрия».
– Господи, как это сложно! Казалось, простое дело: обворовали купца-коллекционера, а на него сколько накрутилось! Чем дальше в лес, тем больше дров!
– Вернее, чем дальше в лес, тем больше ратников! – засмеялся Константин.
– Как ты думаешь, за нами скоро придут? – спросил тихо Алексей.
– Судя по тому, как разозлилась Евпраксия, через четверть часа или чуть больше. Она не любит откладывать дело в долгий ящик.
– Выходит, она здесь всем заправляет?
– Нет, не она. После того, как Ефремия отправили на свинцовые рудники, где он благополучно загнулся от чахотки, у них появился новый старец. Думаю, ты изрядно удивишься, когда встретишься с ним.
– Удивлюсь... – начал было Алексей и поперхнулся.
В дверях опять лязгнул засов, и в дверном проеме появился дюжий ратник. За ним еще два. Они отстегнули ошейники, которые удерживали узников у столба. И так как ноги у них и впрямь отказались служить, весьма бесцеремонно потащили их к выходу, поддев под связанные за спиной руки.
Повязки на глаза им не вернули. И хотя головы узникам пригнули к земле и очень быстро проволокли по двору, Алексей успел заметить, что скит окружен высоким частоколом из стволов ошкуренных и заостренных вверху деревьев. По всему двору сновали фигуры в черном. Их было не больше двадцати человек, и по скорости, с которой они передвигались, стало понятно, что ратники чем-то обеспокоены. И вряд ли причиной этого являлись два узника, которых не слишком учтиво втолкнули в одну из десятка изб, расположенных по периметру двора. Ратники не обратили на них никакого внимания. Они подтаскивали и укладывали вдоль частокола мешки с песком, камни, словом, вели себя так, будто готовились к осаде...
Но все ж увидел Алексей очень мало, чтобы эти догадки смогли породить хоть какую-нибудь надежду на освобождение. Слишком маловероятно, что так скоро подоспела помощь...
В этот момент узников втолкнули в дверь, и они едва не растянулись на полу. Но зато их перестали хватать за шиворот и пригибать голову книзу. Им позволили выпрямиться, однако два дюжих ратника с надвинутыми на глаза капюшонами продолжали держать обоих пленников за связанные руки.
Алексей открыл было рот, чтобы спросить, куда и с какой целью их привели. Но его конвойный весьма грубо дернул его за веревку, и Алексей едва устоял на ногах.
Константин посоветовал ему не суетиться. И тогда Поляков внимательно оглядел комнату, в которой они очутились. В ней оказалось всего два небольших окна, и она была совершенно пуста, если не считать темных ликов на образах, которые полностью, почти до самого пола, закрывали переднюю стену. Возле каждого образа теплились свечи, и поэтому в комнате было относительно светло.
Прошло несколько минут. Стражники молчали. Наконец справа открылась низкая дверь, которую они сначала не заметили. Пригнувшись, из нее вышел высокий человек, судя по походке, мужчина, в черной бахотне с красной окантовкой на капюшоне. Подобно всем ратникам, он носил на левом указательном
