Может, позднее, когда солнце опустится чуть ниже, деревянный навес над колодцем отбросит небольшую тень, но пока что тень навеса падала лишь на сам колодец, тогда как люди, сидевшие на его ступенях, потели с закрытыми глазами на полуденном солнце. Город. В сущности, летом этот город — огромная туча пыли. Густая пыльная мгла — люди появлялись из нее и снова в ней утопали. Каждый шаг пешехода поднимал вихри пыли, не говоря уже о благородных всадниках, даже если кони шли шагом, однако иные пересекали площадь рысью, устраивая прямо-таки пыльную бурю. Вдобавок кареты, запряженные четвериком, а то и шестериком лошадей, пыль от одной не успеет улечься, как уже подкатывает следующая. Воздух плотный, тяжелый, горячий. В иезуитской школе, пытаясь представить себе жизнь «вне стен», Мане много чего воображал, но даже самые смелые его фантазии не могли сравниться с тем, что он здесь видел: все эти
— Откуда ты, мальчик? Из Комесуша? Да ну? Мой отец, торговец, забрел туда однажды, так его, знаешь ли, убили уличные грабители!
И собаки. Сколько их тут. Мане не мог отделаться от ощущения, что из каждой собаки, получившей пинка от прохожего, выскакивают три-четыре новых, исчезают в пыли и тотчас с лаем выбегают снова, в еще большем количестве.
Мимо колодца прошла дама, она прижимала к носу платок, так крепко надушенный, что Мане, учуяв запах, начал кашлять и плевать. До чего же колючая пыль на этой площади.
Как вдруг над Мане склонилась потная, грязная физиономия, мальчик замер, ему казалось: еще одно движение — и щетина этой физиономии оцарапает щеку. Жесткая терка, перепачканная жиром и соплями, чуть приоткрытая щель рта.
— Спокойно, парень, — сказала физиономия. — Спокойно! — Беззвучная ухмылка, грязные сопли текут из носа. — Болван рядом с тобой дрыхнет! Погоди! — Человек вырямился, он вытащил деньги из отцовского кармана, бросил монетку Мане. — Эй! Это тебе. Хлеб на неделю!
— Сударь! — сказал Мане, растерянно. Что он хотел сказать? Он хотел сказать…
— Слышь! Такой, как ты, мне бы пригодился. Пойдешь со мной? Научу обчищать миру карманы!
Мане помотал головой, толкнул отца, схватил за плечи, встряхнул…
— Но-но! — сказал человек. — Эй ты, дурень! — Он отпрянул, скрылся из виду. Как огромная черепаха, каждый шаг бросал его торс вперед, три, четыре шага, и он исчез. Туча пыли. Утонувшая в пыли, из которой выскочили собаки.
Мане посмотрел на отца. Тот хрипел, раскачиваясь вперед-назад. Склоняясь вперед, поначалу медленно, ниже, ниже, он выдыхал воздух, который с сиплым свистом вырывался изо рта. Затем вдруг резко вздрагивал, выпрямлял спину — просыпался? Нет. Рот открыт, щеки дрожат, потом он закрывал рот и снова, хрипя, склонялся вперед.
«Доставь родителей следом!» Да. Но как? Нет у них ни единого шанса. Есть ли у отца дома еще деньги? Или они теперь дочиста ограблены и созрели «для тележки»? Так говорил отец: «Не стану я до конца своих дней ходить в
Фокусник. Волшебник. На площади вдруг расстелили ковер. На нем стоял деревянный сундучок. А рядом — какой-то человек. Он кричал. Вскинув руки над головой. Пальцы так и порхали.
— Монетку! Всего одну монетку, сударь! Славному христианину. Всего одну монетку — и я выполню ваше желание!
— Отстань, нет у меня ничего! — буркнул прохожий, к которому подступил было этот попрошайка.
— Почему это вы говорите так невнятно? — Фокусник обхватил рукой лицо прохожего, нажал на щеки, прохожий разинул рот, шустрые пальцы нырнули туда и в два счета — никто и ахнуть не успел! — извлек монетку, блеснувшую в пыльном свете. — Сказал, нет у него ничего! — Он взмахнул рукой, показывая монету всем вокруг. — Господин хороший запамятовал, что спрятал монету под язык!
Смех, люди останавливались:
— Под язык! Ничего себе!
Опять смех, теперь фокусника обступила публика.
— Скажи, как же ты жену-то целуешь? — крикнул он, народ засмеялся. — Вместо языка монету ей в рот толкаешь, что ли?
Улюлюканье. Ошеломленный прохожий стоял как вкопанный, и не успел он оглянуться, как фигляр присосался к его лицу, тотчас отпрянул в преувеличенном ужасе, будто его сию минуту стошнит, прижал руку ко рту, сунул пальцы внутрь, вытащил — и в самом деле, между пальцами опять блестела монета.
— Поверить не могу, этот человек целует деньгами, а не языком! Гляньте! Один поцелуй — и я могу целый месяц кормить своих детишек! Этот добрый человек понял весть! Поцелуй меня еще разок, — сказал он, — нынче я найду свое счастье!
Выпятив губы, он устремился к прохожему, тот отпрянул, повернулся, сделал два-три шага и припустил бегом, да как! Собаки ринулись вдогонку. Фигляр шлепнул по заду какую-то старуху:
— Беги за ним, добрая женщина, поцелуй его, поцелуи-то у него золотые!
Старуха хохотала до слез. Чуть последние зубы не проглотила от смеха.
— Чего только не бывает, когда идешь на рынок! — вскричал фигляр. — Жена говорит: ступай на рынок, купи яиц, яйца нужны к ужину, а что я получил? Поцелуи мужчины да две монеты! Монеты на сковородку не разобьешь! Не поджаришь и детей ими не напитаешь! Не-ет. Мне нужны яйца. Кто продаст яйца? И чтоб жене моей ни слова про давешние поцелуи! Эй ты, у тебя есть яйца? — Фокусник схватил одного из мужчин в публике между ног и с восторгом поднял вверх куриное яйцо: — Отличное яичко, вот жена-то моя обрадуется. Спорим, у тебя и второе найдется!
Мужик бросился наутек! Улюлюканье, гогот.
— Эй, напрасно ты этак смеешься! На твоем месте я бы поостерегся! — крикнул фокусник, цапнул жертву за штаны и поднял вверх перепелиное яйцо. — Гоготать горазд, а яйца — мелочь! — гаркнул он в громовой хохот, все так же поднимая вверх яйцо. — Моей жене это не понравится!.. Ну его, лучше пусть пропадет. Чего проще! Из полупшика полный пшик! — В руках вдруг стало пусто.
Мане, открыв рот, смотрел на фокусника: тот засунул одному из зрителей яйцо в левое ухо и вытащил из правого; бросил яйцо наземь, а оно, не долетев до земли и не разбившись, вдруг упало с неба, и он ловко его поймал; подбросил яйцо вверх — их стало два, подбросил снова — стало три, четыре, пять, шесть, он жонглировал этими яйцами, а потом вдруг раз! — руки пустые, нет яиц, исчезли.
— Господи, что же я жене-то скажу?
Мане встал, подошел ближе. Представление закончилось, зрители расходились, фокусник скатал ковер, выбирал теперь монеты из шляпы, и тут Мане дернул его за рукав:
— Эй, волшебник!
Тот посмотрел на мальчика сверху вниз, дал ему мелкую монетку из шляпы.
