– Хорошо.
– В котором часу, и при каких обстоятельствах вы видели особу, о которой мы говорим?
– Ночью третьего дня, в Версале. Вот как это было: графиня Валуа, к которой, кажется, вы несправедливы, дорогой граф, сообщила мне, что вечером я получу награду за свою верность и преданность. Ровно в одиннадцать часов я вошел в ворота Резервуаров и, пройдя через лес, вошел в беседку Венеры, где было назначено свидание; меня сопровождал барон Планта. Я попросил его оставить меня одного. Вдруг появилось домино – это была графиня. «Я только что от нее, – сказала, – она сильно раздосадована, что ограничена во времени. Ее сопровождают принцесса Елизавета и графиня д'Артуа. Тем не менее, она найдет способ вырваться и сказать вам несколько слов». Несколько мгновений спустя я различил в темноте белую величественную фигуру, которая легко приближалась ко мне. Граф, это была она… Я преклонил колени, шепча уверения в своей любви и преданности. «Вы можете надеяться, – сказала она дрожащим от волнения голосом, – все прошедшее будет забыто». Сказав это, она подала мне розу, которую я схватил, покрыв поцелуями державшую ее ручку.
– Как она была одета?
– О, я как сейчас ее вижу! На ней было длинное белое батистовое платье, белая накидка и мантилья на голове, позволявшая любоваться наклонившимся ко мне прелестным личиком.
– Мне кажется, было довольно темно, чтобы видеть так много. Но все-таки, дорогой князь, надеюсь, вы не сомневаетесь в реальности явления.
– А голос, а роза? – отвечал он. – Клянусь, что я говорил именно с ней в беседке Венеры. Мои глаза и слух не могли ошибиться. Что за странные подозрения, граф? Неужели вы думаете, что так легко проникнуть в королевскую резиденцию, которая тщательно охраняется? Если все заставы опускаются перед вами, если часовые молчат – это значит, что вам покровительствует могущественная власть.
– Хорошо, пожалуй, – согласился я, – но вы должны сообщить мне об окончании вашей встречи.
Князь продолжал:
– Я поднялся, как вдруг графиня де Ламотт Валуа поспешно подошла к нам: «Идите, – сказала она королеве, – идите же скорее, принцесса и графиня д'Артуа здесь». Тогда королева удалилась, но предварительно дала мне поцеловать свою беленькую ручку. А вчера вечером королева…
– Вы ее снова видели?
– Признаюсь, – сказал он.
– Дальше.
Князь приподнялся и покраснел.
– Я считаю вас слишком хорошо воспитанным, граф, чтобы вы могли спрашивать далее.
– Отлично. Теперь я знаю все, что хотел знать. Когда вы снова увидитесь?
– В четверг. Вы знаете, что в этот день я буду служить в Версале.
– Желаю вам счастья. Но я спрашиваю, когда вы увидитесь с нею… наедине?
– Через неделю, как обещала мне графиня.
– Нет, вы увидите ее послезавтра, здесь, после собрания ложи Изиса.
– Что вы говорите?
– Это правда. И, чтобы вы не сомневались, я приглашаю вас ужинать вместе с ней.
Князь, для которого я был оракулом, не осмеливался возражать. Я же не сказал более ни слова.
Вскоре карета остановилась перед моим домом. Как только мы остались вдвоем с Лоренцой, она вскричала, обращаясь ко мне.
– О, святой Боже! Что такое ты вздумал обещать ему?
– Ты нас слушала, любопытная?
– Да, я слышала. Ты, значит, совершенно убежден, что это не она.
– Не все ли равно. Каким бы то ни было образом, но у нас будет обещанная гостья. Если она действительно не Мирна, то я сумею узнать, кто она, и попрошу ее прийти.
– Но если это Мирна?
– О, в таком случае я ей это прикажу.
ГЛАВА VIII,
в которой я не скрываю моего мнения о других и о самом себе
Ужин, который я предсказал, не состоялся из-за нехватки приглашенных, но зато в аббатстве Клерво был очень интересный завтрак. Я там не был, но отец Лот рассказал мне все в подробностях, и полагаю, что они достойны того, чтобы сохраниться в назидание потомству.
Три дня спустя после нескромного признания кардинала де Рогана и после того, как он показал мне еще множество других писем, отец Рокур, достойный аббат двадцати аббатств, приносящих ему пятьсот тысяч луидоров дохода, давал праздник для одной хорошенькой женщины, большой приятельницы французской королевы и сиявшей отблеском королевской милости.
Аббат был никто другой, как тот почтенный служитель церкви, при виде которого Мария Антуанетта вскричала: «О, какой красивый монах!» – наивное восклицание, которым аббат совершенно справедливо гордился.
Женщина, для которой устраивался праздник, была графиня Валуа. Ее окружало нечто вроде двора: маркиз де Сесвакс, аббат де Кабр, граф д'Этен, Рулье – д'Орфель, Дорси и сам старый маршал Ришелье
