очередь, приводит к тому, что ребенка часто ловят на неразрешенных поступках и наказывают.
Лично я убедился в справедливости такого вывода, столкнувшись с весьма неординарной личностью. До этой встречи среди моих знакомых и пациентов, как здравомыслящих, так и безумцев, преступников и добропорядочных граждан, я не наблюдал ничего похожего. Ниже я вкратце попытаюсь изложить историю его жизни, полный отчет о которой занимает не менее тысячи страниц. В мою задачу входит выявление эмоциональных причин беспримерных преступлений, совершенных этим человеком.
Передо мной лежит объемное дело с полным перечнем деяний преступника, казненного по приговору федерального суда. Оно начинается следующими строками:
«Я — Джон Смит, заключенный № 31614, для Департамента уголовных наказаний Соединенных Штатов от ......
Я — лжец.
Я — вор.
Я — убийца.
Я — дегенерат.
Сделанные выше признания не умаляют истинности того, о чем я пишу далее.
Сейчас мне тридцать восемь лет, двадцать два года из которых я провел в тюрьмах, исправительных домах и других пенитенциарных заведениях. За всю свою жизнь я не принес добра ни себе, ни кому-либо другому. Я — отпетый негодяй и подлец... Но таковым меня сделал закон.
За перо я взялся исключительно потому, что знаю — мои дни сочтены...
Вся моя жизнь была посвящена разрушению. На этих страницах я пытаюсь доказать, что мог бы посвятить себя созидательной, конструктивной деятельности, направленной на благо другим и себе самому, в том случае, если бы получил правильное воспитание, а также при соответствующем отношении со стороны представителей закона...
Я вполне отдаю себе отчет в том, как я плох; я знаю, что меня никто не любит и не уважает, что вовсе не огорчает меня, так как, со своей стороны, я сам никого не люблю и не уважаю. Я презираю, ни во что не ставлю и ненавижу каждое человеческое существо на этой Земле, включая самого себя... Единственные чувства, которые я испытываю, — это ненависть и страх. Сейчас я чувствую себя опустошенным и неспособным получать радость от жизни. Все, что мне осталось, — это страдание... Остатки благородных чувств, которые я порой испытывал, были полностью вытравлены из моей души много лет назад».
Дальнейшее повествование представляет собой откровенный самоанализ, в процессе которого узник не щадит ни общество, ни себя самого. Он признается в убийстве двадцати трех человек и не выражает по этому поводу никакого сожаления. (Большинство из этих убийств было доказано в ходе предварительного следствия.) При этом он не пытается оправдать содеянное, а просто поясняет, что убийство доставляло ему удовольствие, помогало реализовать мстительные стремления, притом, что первоначальные объекты ненависти не имели ничего общего с его жертвами.
Весьма трудно на нескольких страницах дать всеобъемлющую характеристику этому уникальному человеку. Несмотря на то, что он практически нигде не учился, его самообразование отличалось обстоятельностью, а интеллект был явно выше среднего уровня. Весьма примечательно, что этот человек не страдал наличием каких бы то ни было комплексов. В моей практике это был первый случай, когда деструктивные импульсы носили столь открытый характер и полностью осознавались самой личностью. В приватной беседе он подробно рассказал мне о деталях своего плана по уничтожению человечества. Несмотря на очевидную концептуальную несостоятельность, этот план вызывал ассоциации с официальной позицией производителей оружия массового уничтожения, которые так гордятся технологическим прорывом в изобретении новых, все более изощренных средств убийства людей.
Сомневаюсь, что найдется человек, который смог бы читать эти строки без содрогания. С одной стороны, в них чувствовалась неуемная ненависть, горечь и беспрецедентная жестокость по отношению к человеку, а с другой — объективная самооценка и проблеск веры, а также своего рода привязанность к одному из представителей власти, который в молодости проявил к юному преступнику доброе отношение и долгое время находился с ним в переписке. По-видимому, с этим человеком у преступника были связаны какие-то надежды на переустройство мира, которые носили скорее умозрительный характер, так как автор исповеди откровенно признавался в своей ненависти к людям и прямо писал о том, что лучшим исходом для человечества является его гибель. При изучении рукописи невольно создавалось впечатление, что рассматриваешь внутренности человека, попавшего в аварию, но благодаря своим нечеловеческим способностям продолжающего трезво и осознанно воспринимать реальность и, невзирая на приближающуюся смерть, рассуждающего о подробностях инцидента.
Ибо этот человек вполне осознавал причины, приведшие его к столь печальной развязке. Он рос в религиозной семье, но с юных лет познал нужду, а влияние улицы привело к тому, что в восемь лет он уже знал, что такое арест. В двенадцать лет он оказался в исправительной школе для малолетних, где столкнулся с неприкрытой жестокостью. Это только прибавило горечи к безрадостным впечатлениям раннего детства. Далее его жизнь представляла непрерывную череду преступных деяний с последующими арестами и тюремными сроками. При этом каждое новое преступление и соответственно наказание все более ужесточались и, как результат, ожесточалась душа юного правонарушителя.
Со временем аналогичные психологические факторы были отмечены в процессе психоаналитических исследований других заключенных. Исключительность нашего случая состоит в том, что эта незаурядная личность сумела не только дать правильную самооценку, но точно подметила общие психологические особенности человека и преступника, в частности. Вкратце они сводятся к тому, что ненависть порождает ненависть; несправедливость по отношению к ребенку порождает ответную реакцию, которая подавляется и дремлет до поры до времени, чтобы затем проявиться в той или иной форме; ценой греха становится смерть; убийство порождает самоубийство; убивать других — значит убивать самого себя; истинной расплатой является собственное страдание; а само страдание — непродуктивно.
Этот человек добился, чтобы его казнили за убийство, совершенное в тюрьме, а это было непростой задачей, так как к тому времени смертная казнь в штате Канзас не применялась уже более пятидесяти лет. Поэтому нельзя не оценить его беспрецедентных усилий в этом направлении. В частности, он искусно обошел все препятствия, которые чинили власти и судебные психиатры.
В день казни он был оживлен и, взойдя на эшафот, всячески подбадривал палачей, понуждая их поторопиться с выполнением возложенной на них задачи. Все присутствовавшие отметили, как охотно он принял смерть. В сущности, его казнь была не чем иным, как самоубийством, то есть прямой манифестацией того, что подспудно владело его подсознанием в течение тридцати восьми лет.
В. Половые извращения
В задачу этой книги не входит анализ причин, по которым общество регламентирует те или иные нормы сексуального поведения, и того, как эти нормы меняются с течением времени и под влиянием традиций того или иного народа. Факт остается фактом: некоторые формы сексуальной активности, бывшие в свое время общественной нормой, превратились в табу; и наоборот, запретные перестали таковыми являться. Таким образом, социально и законодательно эти нормы могут пересматриваться. С психологической и биологической точек зрения, концепция сексуального поведения представляет собой более постоянную величину и находится в прямой зависимости от степени подавления естественных влечений в детском возрасте, вследствие которого возникают последующие искажения общепринятого способа сексуального самовыражения. Любой психиатр сталкивается с многими случаями, когда вместо традиционных объектов любви одни люди фетишизируют вещи, другие предпочитают особ своего пола, третьи выбирают жестокость или страдание, четвертые получают удовлетворение, подсматривая за сексуальными играми других.
Из эпохальной работы Зигмунда Фрейда «Три дополнения к теории половой жизни» известно, что так называемые извращения свойственны натуре любого человека, но, как правило, не выходят за рамки зачаточного состояния, уступая место более взрослым формам получения удовольствия. В некоторых людях борьба между инфантильными тенденциями и зрелыми чувствами происходит настолько мучительно, что порой искаженные наклонности так или иначе проявляются. Иногда от них можно избавиться лишь ценой полного отказа от половой жизни. Бывает и так, что прекращение внешних проявлений таких наклонностей подразумевает их скрытое поощрение. В других случаях извращенцы вовсе не отказываются от своих
