прослеживается у человека. Человек с фурункулом на шее вовсе не питает нежных чувств к досадной болячке. Но боль в шее непроизвольно привлекает все его внимание.
Любопытно то, что эротические инвестиции, которые должны были бы служить естественной цели смягчения последствий агрессивных и саморазрушительных вторжений в конкретный орган, сами по себе положительно влияют на деструктивный процесс. При рассмотрении случаев членовредительства, мученичества и других форм саморазрушения мы уже убедились в доминирующей роли эротического компонента и увидели, как вследствие нарушения или извращения инстинкта, качество компенсируется количеством[1]. Аналогичная картина наблюдается в случае органического заболевания. Вспоминаю девочку-подростка, которую привезли к нам издалека. Беспокойство вызывало нездоровое возбуждение, которое она испытывала по поводу прыщика на носу. Фактически от него не осталось и следа, но она всячески теребила свой нос, давила, щипала, да так, что он покраснел и распух.
[1] «Неприкрытый эгоизм является защитой против болезни, но в конечном счете, чтобы не заболеть, мы должны любить, и обязательно заболеем, если, в результате разочарования, не можем любить». (Ф рейд. Избранные произведения, т. IV, с. 42).
Естественно, этот случай можно идентифицировать как нарциссическое саморазрушение; однако точно такую же нездоровую реакцию можно наблюдать при травмировании органов. Первое, что приходит на ум, — это характерное для некоторых людей непомерное распухание места укуса насекомых. Фактическая травма ничтожна, а боль и зуд, которые она приносит, заставляют думать о серьезном лечении. Избыточное образование новой ткани при затягивании раны или язвы — так называемая «гордая плоть» — является еще одним подтверждением вышесказанного. Можно спорить о присутствии эротической составляющей, но повышенное внимание к ране, которое стимулируется воспалением и болевыми ощущениями, является очевидным фактом.
Однажды я наблюдал развитие тяжелейшего простудного заболевания у женщины, которая всегда гордилась своим иммунитетом и болела гриппом лишь пару раз в жизни. Она заболела в то время, когда в городе эпидемии не было и в помине.
Я сообщил об этом случае в медицинской периодике[1], и мои данные и выводы подтвердили другие психоаналитики. Думаю, что нет необходимости цитировать подробно. Достаточно сказать, что суть вопроса заключалась в том, что простуда стала отправной точкой психологической реабилитации этой пациентки; лишь заболев, она призналась в том, как сильно желала быть любимой. Потворствуя своему подсознательному желанию, она провоцировала конфликт между деструктивными и эротическими элементами и последовательно экстраполировала его на разные органы. Постепенно были инфицированы глаза, нос, горло и, наконец, грудь. В определенном смысле каждый орган представлял всю ее индивидуальность, всю сущность ее натуры, которая желала любви, но чувствовала себя слишком виноватой, чтобы получить ее, не принеся искупительную жертву. То, что болезнь носила психологический характер, явствует из ее собственных слов по поводу моей интерпретации, связанной с наличием у пациентки подавленной агрессивности.
[1] Карл А. Меннингер. Некоторые подсознательные психологические факторы, определяющие простудное заболевание. Психоаналитический обзор, апрель 1934 г., т. XXI, с. 201- 207.
Она заявила буквально следующее: «Возможно, вы правы. Я действительно хочу получать, и получать так много, что, оглядываясь назад, пытаюсь убедить себя в том, что я не хочу принимать ничего от кого бы то ни было. Но вот пришла эта болезнь, и я говорю, что «принимаю» ее. Это заставило меня задуматься над тем, что, возможно, теперь мне следует начать принимать дары от других. Вероятно, это каким-то образом связано с улучшением моих отношений с мужем в течение прошлых выходных».
Как я уже говорил, было немало других признаний, и, возможно, читателя не удовлетворит объяснение мотивировок этой женщины, которая упорно сопротивлялась любви, хотя сама хотела быть любимой и вылечилась благодаря такому вульгарному процессу, как острое респираторное заболевание. Именно заурядный насморк сломал барьеры ее глухой защиты, и я верю, что так и произошло.
Аналогичная картина наблюдается при заболевании туберкулезом. Любой проницательный человек способен это понять. Например, господин Детра*, обращаясь к туберкулезникам, писал: «Мы знаем, что часто туберкулез зависит от духовных переживаний; болезнь развивается под влиянием печали, нравственной травмы и уныния». Вот что он пишет по поводу типичного психологического портрета больного туберкулезом:.
*Робер Детра. Время безмолвия. Грассэ, Париж, 1934. Рецензия Эдмонда Жало в «Литературных новостях», Париж, и в «Современнике», июнь 1934 г., с. 357-358.
«Мир, на пороге которого они стоят — даже если сами об этом не подозревают — это мир, созданный воображением. Их планы намного многочисленней их воспоминаний. Спасенные от мелких неурядиц одним большим несчастьем, разочарованные в одночасье, вместо того, чтобы постепенно расставаться с иллюзиями, они, как никто другой, подходят на роль мечтателя. Откинувшись на своих кушетках, они целыми днями строят иллюзорные планы и обольщаются собственными мнимыми достоинствами. Их способности воистину необозримы, ибо им нет нужды их демонстрировать. Никакие другие пациенты не способны к такому полету фантазии, как они. Туберкулез — это не столько болезнь и распад плоти, сколько жар, опаляющий душу, состояние духовной одержимости. Волшебные картины и восторг души были предложены обездоленному человечеству как дар тех, кто болен туберкулезом.
Они именно таковы в своем стремлении к любви. «Как и все другие» — скажут мне. Но таких, как они, нет. Во-первых, потому что они бесконечно одиноки, печальны и нередко всеми забыты. Трусы из их рядов ищут жалости, разочарованные — понимания. Лишенные настоящего, они разрываются между прошлым и будущим, между воспоминаниями и ожиданием. Они живут сердцем. А сердце — уставшее и опустошенное — все больше ожесточается».
Помимо всего прочего, туберкулез — это способ изящного самоуничтожения — медленного, драматического, часто в условиях относительного комфорта и приличного питания, мирного и сопровождаемого сочувственными слезами на лицах окружающих. К заболеванию туберкулезом предрасположены люди, для которых любить — значит жить. К этой категории относится печально известный тип женщин — утонченные, эфемерные красавицы не от мира сего. Один из моих друзей, который сумел побороть эту болезнь, высказался в том смысле, что искусственная оживленность и нарочитый оптимизм, пресловутая
*Психологические факторы, сопровождающие заболевание туберкулезом, были интуитивно угаданы великим художником. Об этом подробно написал Томас Манн в своем блестящем произведении «Волшебная гора» (перевод на английский Г. Т. Лоу-Портер, Кнопф, 1930). «Затем появилась... Натали... кареглазая и с золотыми сережками в ушах; кокетливая, модница и в то же время — Лазарь и Иов в женском обличье, которую Господь благословил на все мыслимые страдания. Казалось, что она — само воплощение болезни...
Состояние этой женщины действительно было плачевным, ее уделом стало одиночество, ибо она оставила дом и детей ради молодого любовника, чтобы, в свою очередь, оказаться покинутой им... Его родственники, пустив в ход вероломство и силу, сделали все, чтобы разлучить влюбленных, а возможно, и сам любовник в испуге отшатнулся от нее, когда болезнь пришла, неожиданно и жестоко. «Возможно, джентльмены тоже боятся? — спросила она с присущим ей кокетством и врожденной женственностью, которую не удалось скрыть под маской экземы, покрывавшей половину ее лица» (с. 395 — 396).
Несколько случаев этого заболевания были изучены в процессе психоанализа. В некоторых отчетах настойчивая потребность в любви, которая была попрана и на смену которой пришла болезнь, просто поражает воображение.
Джеллифф и Эванс* изучили историю болезни сорокатрехлетнего мужчины. В семье он был младшим из шести детей.. Мать считала его болезненным ребенком. По ее словам, он стал таким с двухлетнего возраста, когда болел коклюшем. Сам он не считал себя «болезненным», но мысль о том, что под этим предлогом мать освобождала его от тяжелой работы на ферме, согревала ему душу. В возрасте десяти лет
