Есть законодатели, пророки, историки, а здесь — мудрецы. Мудрецы — авторы, наиболее связанные с традицией Древнего Востока в целом. Большинство из них прекрасно знают поэзию и прозу Египта и Вавилона, космогонические и лирические поэмы Востока, к тому же они очень хорошо знакомы с этими странами. Скажем, книга Иова показывает, что автор ее бывал в Египте, он отлично описал африканских животных, например страуса, без всякой мифологии, четко, как будто его видел.
По мнению большинства ученых, корпус Кету-вйм, или «Учительных книг», сложился в V–IV ве-кахдо нашей эры, то есть после того, какиудеивер-нулись из вавилонского изгнания, где они прожили около полусотни лет. Первый караван репатриантов вернулся в 538 году. Страна была разрушена; Иудея превратилась в крошечное княжество со столицей Иерусалимом; княжество называлось Егуд и подчинялось Иранской империи.
В это время исторические события заволакиваются туманом. Летописцы умолкают. Вернее, мы не находим никаких летописных свидетельств в Библии. И только по отдельным обрывкам, которые дают нам раскопки, мы что-то узнаем. Например, в конце прошлого века в Египте, на острове Элефантина были раскопаны поселения иудейского военного гарнизона. Иудеи служили в качестве наемников у фараонов, и там в V веке у них был даже, вопреки закону, свой храм и колония, которая потом была ликвидирована. Археологи нашли там папирусы с арамейскими надписями, которые позволяют нам немножко заглянуть в мир этих людей, — это деловая и частная переписка, документы, жалобы в администрацию. Существуют отдельные отрывки и намеки и из персидских источников.
Столь же скудные данные содержатся в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия. Вот почти все. Мы можем только догадываться, что творилось в этом маленьком мирке, который дал такие гениальные произведения, как Книги Иова и Экклезиаста. Какие духовные и, вероятно, политические кризисы должны были проноситься над древним Иерусалимом, чтобы оттуда исторгся такой голос! Возможно, однако, что некоторые части Учительных книг, их элементы, сложились еще до Вавилонского плена, до изгнания, и сохранили более спокойный, классический дух.
Писания мудрецов часто называют Соломоновыми. Вы должны были бы знать, изучая древнерусскую литературу, что в ней было немало книг, посвященных легендам Соломоновым: «Повесть о Соломоне и Китоврасе» (вы проходили по истории древнерусской литературы); были древнехристианские «Оды Соломоновы», были написанные перед Рождеством Христовым «Псалмы Соломоновы».
Книга «Премудрость Соломонова» (она есть в православных и в католических изданиях Библии, в протестантских ее нет) — это александрийское писание, очень утонченное, написанное в оригинале на чистом, совершенном греческом языке. Соломону же приписывается и Книга Экклезиаста, и Песнь Песней, и Книга Притчей. Но, я еще раз говорю, что эти названия условные. Соломон, будучи символом мудрости, стал как бы патроном целого клана мудрецов и нескольких поколений переписчиков. Соферйм значит «писцы» — так назывался класс профессиональных, как бы мы теперь сказали, литераторов. Они были и переписчиками книг, и собирателями древней литературы, и создателями новой литературы — то есть они были писателями того времени.
Звеном, которое соединяет Учительные книги с допленным периодом, является Книга Притчей. Я, кажется, вам уже говорил, что Иисус Христос создал новый жанр притчей. Те короткие новеллы, которые мы встречаем в Его проповедях, — это особый Его прием. В Ветхом Завете слово «притча» означало иное: это был афоризм, обычно двустрочный, в котором одна строка или повторяла другую по смыслу, или была ей антитетична, или ее смысл шел по возрастающей и усиливал смысл первой строки.
Хотя в Библии эта книга называется Книгой Притчей Соломоновых, она состоит из ряда сборников, которые принадлежат различным лицам: это и мужи, книжники времен царя Езекии, современника пророка Исайи, и некий Лемуил, или Лемуэл, — непонятно кто это, личность не отождествлена — и афоризмы, действительно собранные Соломоном.
Все это — изречения житейской мудрости, довольно часто приземленные, хотя и не лишенные благородства. Они интересны потому, что внутри книги происходит возрастание идеи премудрости, или софии, потому что начинается с простого, с идеи, что премудрость — это умение управлять своей семьей, своим домом, своим характером, своим княжеством, своим царством. Премудрость — это еще и политическая мудрость: тактика и стратегия правления.
Но постепенно авторы ставят вопрос: а где же источник этой премудрости? И они начинают прозревать, что кроме семьи, государства есть Премудрость, которая охватывает структуру всей Вселенной.
Разумеется, у них не было тех знаний о сложности мироздания, какие есть у нас сегодня. Но они уже знали достаточно много, чтобы понять величие и сложность мира и чтобы задаться вопросом: какова же Премудрость, положенная в основу мира?
«Вся Премудросгию сотворил еси» — в славянском переводе, или по-еврейски бе-хохма — «в Премудрости». Значит, на самом деле имеется в виду та Божественная Информация (с большой буквы), информация в современном смысле, та Разумность, о которой говорил Альберт Эйнштейн, когда утверждал, что его вера — преклонение перед бесконечным Разумом, который проявляется во Вселенной.
Все это уже было понято создателями Книги Притчей. И последний, тот, который завершил эту книгу, написал для нее пролог и целый ряд поэтических разделов, в которых Премудрость Божия становится уже таинственной ипостасью. Она становится неким голосом Вечности, который обращен к человеку. И там есть такие слова, что Премудрость (она ипостазируется, олицетворяется) создала себе дворец. Она его построила на семи столбах. Вспоминается стихотворение Владимира Соловьева: «У царицы моей есть высокий дворец, на семи он столбах золотых».
София, хохма, Божественная Премудрость… Она обращается к людям и зовет их, зовет их к себе. Вот как она себя провозглашает:
Когда Он уготовлял небеса
я [Премудрость] была там; когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака,
когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав,
чтобы воды не преступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью Его каждый день, ликуя пред лицом Его во все время.
(8. 27–30)
Таким образом, мы видим здесь некую аналогию Божественного Логоса, Божественного Разума. Она предшествует миру. Разумность мироздания — она предшествует самому мирозданию.
Г осподь сотворил, создал меня в начале путей Своих, прежде творений Своих от века.
Искони я помазана
(то есть посвящена)
и от начала, прежде бытия земли.
Я родилась, когда еще не существовало бездны, когда не было источников, обильных водою.
Я родилась прежде гор,
сооружена прежде холмов, когда Он не создал ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной!
(8. 22–26)
И еще автор говорит:
Господь премудростью основал землю, утвердил небо разумом; разуму Его разверзлись бездны, и облака кропят росою.
(3. 19–20)
И здесь соединяется все: и человеческая мысль, и мысль, закодированная в мироздании. То есть, оказывается, есть глубокая связь между человеческой разумностью и Разумом мирового целого.
Где эта тайна? В чем она? И кто знает ее? Автор останавливается перед этой тайной с вопросом, который сегодня открыт и для философов, и для ученых. В чем смысл? В чем источник мироздания? Кто знает?
Бог — вот кто знает к ней путь, и Он ведает место ее…
Когда Он ветру давал мощь
и полагал меру движенью вод, и для дождя назначал устав,
и стезю для громоносных туч, — вот тогда Он узрел, исчислил ее, испытал ее и устроил ее, — и сказал
