Св. Стефан
Среди Семи Стефан явно занимал ведущее место и, быть может, был их старейшиной. Все они посвящали себя не только хозяйственным делам, благотворительности и евхаристическим Трапезам, но и возвещению слова Христова. Филипп в Деяниях даже прямо назван 'благовестником'. Но Стефан оказался самым ревностным. Исполняя древний завет Писания и закон Церкви — заботиться о бедных, он в то же время активно выступал как проповедник.
Происхождение его неизвестно. Скорее всего, родиной Стефана или его семьи был Египет: речь его перед Синедрионом содержит отголоски александрийского богословия. [3 -14] Впрочем, ее основные мысли уходили корнями в учение пророков. Они не отказывались от храмового культа, но главный упор делали на любви к Богу, которая выражается в любви к людям.
Тебе сказано, человек, что есть добро и что Господь требует от тебя: Только поступать справедливо и любить милосердие, И в смирении ходить перед Богом твоим. (Мих 6, 8)
Иудеи, как позднее многие христиане, с трудом усваивали эту сторону учения пророков. Проще было следовать системе обрядов и обычаев — тому, что более доступно ограниченной и немощной человеческой природе.
Говоря о сущности веры, Христос указывал на главное — доверие к Богу и любовь. Он называл Храм 'домом молитвы', хотя не считал сами камни и пышное убранство святилища чем-то безусловным. Здания могут быть разрушены, неразрушимы лишь 'дух и истина'. Он Сам воздвиг Церковь 'за три дня', ибо Его воскресение дало ей новую жизнь.
Именно это учение Христово о второстепенности внешнего культа и сделал св. Стефан основой своей проповеди. Свободно владея лишь греческим, он чаще всего приходил для бесед в синагоги своих земляков- эллинистов. Многим из них его идеи были по душе. Ведь и живя вдали от Храма, их предки сумели сохранить и углубить веру. Знаменитый Филон только раз за свою долгую жизнь предстал перед алтарем. Кроме того, под влиянием стоиков и других греческих учителей многие эллинисты склонялись к более свободному и широкому взгляду на храмовое благочестие.
Однако была среди репатриантов и другая категория. На земле отцов они стремились превзойти в набожности самых крайних ортодоксов. Слова Стефана задели их за живое. Начались жаркие споры. Чем очевидней становилась правота Стефана, опиравшегося на пророков, тем сильнее было и раздражение противников. Через грекоязычные синагоги прошла трещина раскола. И, разумеется, 'правые' взяли верх, тем более, что им удалось нанести Стефану удар в спину.
В Синедрион явились доносчики, которые обвинили его в оскорблении святыни Храма и хуле на Закон. Искра воспламенила горючий материал. В Иерусалиме как раз начались волнения. Жестокость Пилата превзошла все пределы и чуть не довела народ до крайности. Были спешно отправлены гонцы к наместнику Сирии Вителлию с требованием убрать прокуратора. Вителлий понял, что дело приняло опасный оборот, и велел Пилату ехать в Рим для отчета, а на его место временно послал некоего Марцелла. [3-15]
Короткий период безвластия был самым подходящим для разгула фанатизма. Возбужденная толпа, подстрекаемая 'правыми' эллинистами, набросилась на Стефана и повлекла его к Кайафе.
– Этот человек, — кричали обвинители, — не перестает говорить слова против этого святого места и Закона… Мы слышали, как он говорил, что Иисус Назарянин разрушит это место и изменит обычаи, которые дал нам Моисей.
Кайафа быстро оценил ситуацию: она была уже иной, чем при разбирательстве дела двух назарян — Бар-Ионы и Иоанна. Тогда он боялся, что народ поднимется на их защиту, а теперь перед ним богохульник, да еще чужак, говорящий на ломаном языке, которого привела к нему сама разъяренная чернь. И все же, чтобы не ронять своего авторитета, первосвященник решил соблюсти формальные правила суда.
Стефану был задан вопрос: признает ли он себя виновным? Но тот категорически отверг навет. Стоя перед судьями, он чувствовал прилив сверхъестественного вдохновения, и лицо его напоминало грозный лик ангела. Защитительное слово он начал издалека. [3-16] У него было две цели: показать, что явление Иисуса подготовлено всей историей народа Божия, а Его смерть не есть всего лишь прискорбная случайность. Он напомнил о Завете с Авраамом, об избавлении и Законе, данном через Моисея, о земле обетованной и постройке Храма. И в то же время он подчеркнул, что люди часто противились воле Божией, говорил о братьях, продавших Иосифа в рабство, об израильтянах, возмутившихся против Моисея, о золотом тельце, о соблазнах идолопоклонства. У Бога великая цель. Она отнюдь не достигнута сооружением Храма. Ведь Сам Сущий говорит:
Небо — престол Мой, и земля — подножие Мое; Какой Дом построите вы Мне? И где место Моего пребывания? Все это Моя рука сотворила и всему дала бытие. (Ис 66,1-2)
По-видимому, Стефан хотел заключить свою защиту словами об Иисусе Назарянине, в Ком совершилась полнота обещанного Богоявления. Но накаленная атмосфера суда, выкрики и взгляды, полные ненависти, перевели его мысль в другое русло. Глядя на толпу обвинителей, на их искаженные бешенством лица, он словно увидел перед собой воплощение темного полюса Израиля. Обрезание, знак Завета, не приобщило их души к подлинному Завету. И, прервав свою речь, Стефан воскликнул громко, так, что его услышали во всех концах Каменного зала:
– Жестоковыйные! Необрезанные сердцем и ушами! Вы всегда противились Духу Святому! Как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? И они убили тех, кто предвозвестил пришествие Праведного, а теперь вы сделались Его предателями и убийцами, вы, которые получили Закон в наставлениях ангельских и не сохранили!..
Взор Стефана устремился поверх озлобленной толпы к неземному видению, сверкнувшему перед ним.
– Вот я вижу, — воскликнул он, — отверстые небеса и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!..
Яростный рев был ему ответом. Фанатики затыкали уши, чтобы не слышать его, ни о каком законном суде уже не могло быть и речи. Здание осаждала толпа. На Кайафу перестали обращать внимание. А он, хотя и мог вызвать стражу, хладнокровно выдал эллиниста на самосуд.
Стефана вытащили из зала и с дикими криками поволокли к воротам города (кто-то вспомнил старый обычай совершать казнь за стенами). И там была учинена расправа. Эллинист был сброшен со скалы, а обвинители сами добили его, бросая камни…
В последние минуты Стефан молился за своих убийц.
Но одной жертвой зачинщики не удовлетворились. Они начали по городу настоящую охоту за сторонниками Стефана. По-видимому, разыскивали они в основном христиан-эллинистов, причем не щадили и женщин. [3-17] Но апостолов никто не тронул. Слишком очевидно было уважение галилеян к Храму, чтобы обвинить и их в кощунстве.
Св. Лука пишет, что из города в эти дни бежали кроме апостолов 'все' верные. Однако вероятней, что большинство укрылось в Вифании и других соседних селах и вскоре вернулось. Только христиане-эллинисты во главе с членами Семерки навсегда покинули Иерусалим. Одни отправились в города севера и приморья, другие совсем уехали из Иудеи.
Таким образом, гибель св. Стефана послужила невольным толчком для дальнейшего распространения Церкви.
Был и другой великий результат трагедии. Как выразился бл. Августин, молитва первомученика была услышана, и был дарован христианству апостол Павел…
