нейтралитет. Нейтралитет - не более, так как само правительство, так называемая бюрократия, иногда компрометируя власть, становится для нее опаснее ее врагов. Но дело меняется, когда против правительства выступает великий писатель, каков Лев Толстой, и выступает не против таких-то и таких чиновников, а вообще против учреждения власти, сложившейся в веках, то есть составляющей факт природы. Тут мы, люди культуры, невольно выходим из своего равнодушия. Здесь перед нами развертывается зрелище грандиозное, почти трагическое. Здесь каждый должен определенно выяснить перед совестью своей, на чьей он стороне.
Спор Толстого с властью напоминает спор Иова с Богом. Помните эту чудную книгу в Библии, столь удивительную по глубине и силе. Карлейль [24] называет Книгу Иова величайшим произведением человеческого духа. С одной стороны, здесь праведник, покорный Богу, влюбленный в Него, как влюблен Толстой в природу. С другой - верховная и благая сила, допустившая сатану унизить и оскорбить величайшего из людей. Помните, какая буря разыгрывается в могучей душе обиженного праведника, какой протест! Читать нельзя без замирания этот ропот великого человека, дерзкий и гневный, при страстном почтении, - ропот, доходящий до оскорбления Величества Божия. Иов возмущался не за себя, не за свои незаслуженные, слишком непереносимые страдания; он возмущался за Самого Создателя, за нарушение Им вечной справедливости. Он звал своего Господа на суд, ни более ни менее. Читателям известен ответ Вечного, страшный и неизъяснимый, перед которым смолкнул великий дух, перед которым должен смолкнуть всякий человеческий ропот, теперь и во все века.
Мне кажется, человеческая власть как установление самой природы могла бы ответить на гневные обвинения Льва Толстого приблизительно то же, что Бог Иову. Говоря о власти, я разумею не живых представителей ее, а вечное учреждение, что сложилось за тысячелетия и действует уже почти слепой инерцией. Что касается живых, хотя бы превосходительных носителей власти, например г-д Столыпина, Коковцова и пр., они могли бы ответить Толстому Словами Вилдада Савхеянина: 'Спроси у прежних родов, и вникни в наблюдения отцов их; а мы вчерашние, и ничего не знаем, потому что наши дни на земле тень' (Иов. 8, 8-9). Наши министры, как все министры на свете, столь же случайные и скромные актеры своих ролей, как и мы, простые смертные. Они могли бы ответить с большим смирением на громы Толстого: 'Помилуйте, граф, что же вы на нас-то сердитесь? Разве мы с Петром Николаевичем придумали учреждение ненавистной вам земельной собственности? Она существует с начала веков, она возникла задолго до писаной истории, и создавал ее весь человеческий род. С незапамятной зари жизни, с перехода из дикого быта к оседлому люди начали огораживаться от зверей и соседей. Если угодно, учреждение собственности идет еще глубже. Посмотрите, например, как муравьи одного муравейника защищают свою территорию от муравьев другого. И даже еще глубже: проследите, как корни растения захватывают свой кусок земли и защищают его от вторжения других корней. Как же вы хотите, чтобы мы, тайные советники такие-то, живущие на земле один миг, взяли на себя смелость отменить то, что устанавливалось на этой планете вместе с горными хребтами и очертаниями морей? Далее. Вы проклинаете деньги, требуете отмены их. Но опять-таки не мы же их выдумали. Деньги появились вместе с обществом, с разделением труда и обменом продуктов. Это средство обмена принято человечеством до нашего с вами рождения, до рождения России, до появления Европы, до появления европейской цивилизации, гораздо ранее христианства и еврейства, задолго до египетских пирамид. Как же вы хотите, чтобы мы, кучка русских чиновников, которых вчера не было и завтра не будет, взяли бы да и отменили деньги? Неужели так-таки без всякого основания, без очень серьезного основания, тысячи поколений человеческих 'выдумали' вот такие обычаи, как отрицаемые вами власть, собственность, брак, торговля, наука, искусство и пр.? Вы - выдающийся романист. Воображение ваше безбрежно. В качестве сверххудожника вы можете позволить себе любую фантазию, но мы - люди средние, мы представители рядового человечества, не слишком мудрого и подавленного страстями. Как же мы, 'вчерашние', можем взять на себя смелость пойти против природы? Вы требуете отмены таких-то и таких-то законов, но установления человеческие, столь долговременные и прочные, как собственность, торговля, власть, деньги и пр., вовсе не русские законы, и не немецкие, и не французские, а общечеловеческие, обязательные для всех правительств. Вглядитесь в них хорошенько - вы увидите, что это законы самой природы. Вы скажете: что же, и людоедство закон природы? Ведь вышло же оно из употребления, хотя держалось веками? Да, оно вышло из употребления. А вот собственность - не вышла. И людоедство отменено, сколько известно, не чьим-либо министерским Циркуляром, а само постепенно сошло на нет. Оно исчезло вследствие некоторого изменения природы человеческой. Дайте же природе самой решить и относительно собственности, и относительно Денег, власти, войны, брака, науки, искусства и многих других будто бы ужасных вещей. Живые представители власти на самом Деле не хозяева, а рабы ее. Сама человеческая власть - вне правительства; и не оно ей повелевает, а она им. Власть как учреждение с ее основными устоями проходит толщу веков и заключена в нерушимой организации духа человеческого, в страстях, предрасположениях, наследственных инстинктах, вкусах. Попробуйте-ка их отменить росчерком хотя бы верховного пера! Даже тиранам удавалось отнимать только жизнь у людей, но не вечные учреждения этой жизни'.
Так от имени древнего духа земли, властвующего над нами, могли бы ответить Льву Толстому покорные исполнители этого духа, люди правительства. 'Позор! - в ответ на это закричит какая-нибудь молоденькая курсисточка или студентик, мечтающие где-нибудь в мансардочке о том, чтобы усовершенствовать вращение земли, повернуть ее, например, от востока к западу. - Позор, - скажут они, - мы, молодое поколение, не рабы духа земли, мы хотим быть повелителями, а не рабами'. Полно, господа, отвечу я. Мало ли чего вы хотите или не хотите. Попробуйте подскочить над землей и освободить себя от подчинения этой будто бы мертвой глыбе. Хотя вы и молодое поколение, но очень старая земля, по-вашему, выжившая из ума, сейчас же вас притянет назад. Протестуйте сколько вам угодно, но безмолвный закон тяготения сильнее всех ваших криков. Совершенно таким же непреодолимым законом тяготения связан дух ваш. Если вы этого не замечаете, то потому лишь, что находитесь в доньютоновском неведении относительно законов духа. Охорашиваясь друг перед другом, щеголяя идеями, как перьями, понадерганными из чужих хвостов, вы шумите будто бы в либеральном духе: 'Долой прошлое!' Но как вы сбросите прошлое, когда оно в то же время и настоящее, и будущее? Почитайте-ка об этом у старика Канта...
Ради молодежи мы отвлеклись от великого старца. Не молодежь, а он, 80-летний, кричит: долой прошлое! Тут с почтением, которое подобает заслуженному человеку, образованное общество должно вслушаться серьезно и серьезно рассудить. Вправе ли требовать Толстой от власти того, чего он требует? Например, вправе ли требовать насильственной отмены земельной собственности?
Почитатели Л. Н. Толстого меня поправят: Толстой не требует насильственной отмены, Толстой против всякого насилия, он учит не противиться злу насилием. Да, и тем не менее он требует именно насильственной отмены земельной собственности. В доказательство беру книжечку Льва Толстого, изданную в Петербурге два года назад, - 'Обращение к русским людям: к правительству, революционерам и народу'. Эту книжечку мне прислали недавно из Ясной Поляны с целью вразумить меня относительно подлинных мнений великого писателя. Вот подлинные слова его, обращенные к власти: 'Спасение ваше не в думах с такими или иными выборами, и никак не в пулеметах, пушках и казнях, а в том, чтобы признать свой грех перед народом и постараться искупить его, чем-нибудь загладить пока вы еще в силах. Поставьте перед народом идеалы справедливости, добра и истины... и возьмитесь за осуществление его'. Спрашивается, что же это за идеалы? Их, по словам Толстого, не надо выдумывать. Например, давнишний идеал всего русского народа - это 'возвращение всему народу - не одним крестьянам, а всему народу - его естественного и законного права на землю'. Предчувствуя возражение, почему же это идеал, если он никогда и нигде не был осуществлен, Толстой настаивает: 'Именно потому, что идеал этот нигде еще не был осуществлен, он и есть истинный идеал нашего времени, а кроме того, идеал ближайший и могущий быть и долженствующий быть осуществленным прежде чем среди других народов, именно теперь в России. Загладьте свои грехи добрым делом, постарайтесь, пока вы еще у власти, уничтожить давнюю, вопиющую жестокую несправедливость частной земельной собственности, которая так живо чувствуется всем земледельческим народом... Отжила или не отжила та форма общественного устройства, при которой вы пользуетесь властью, пока вы пользуетесь ею, употребите ее... на то, чтобы сделать великое доброе дело не только для своего народа, но и для всего человечества. Если же эта форма отжила, то пускай последний акт ее будет акт добра и правды, а не лжи и жестокости'.
