фантазии. Должен же я знать причину!
В ее жемчужных глазах мелькнула тревога. Они сели на скамейку, вполоборота друг к другу.
– Хорошо, скажу, – начала она, – Не знаю, поймешь ли ты меня. Ведь ты работаешь в индустрии моды. Там, наверное, ни у кого не возникает подобных проблем. В моем возрасте…
– В твоем возрасте? Ты что, все еще тайно играешь в куклы?
– Ну вот, ты уже смеешься, – вздохнула она. – Так я и думала. Но все равно, я решила, что тебе пора узнать правду.
Она замолчала, собираясь с духом.
– Я ни разу ни с кем не была. То есть у меня еще никого не было, – сказала она наконец. – До тебя я не встречала мужчину, которому могла бы полностью довериться. Мне предлагали разные варианты, но я не хочу иметь близких отношений без любви, из страха остаться одной.
Смысл ее слов не сразу дошел до него. Он молчал, вглядываясь куда-то вглубь опустевшего парка. Потом внимательно посмотрел ей в глаза, как будто в первый раз увидел ее.
– Это и есть твой роковой изъян? У тебя не было мужчины? – изменившимся голосом переспросил он.
– Не было. До сих пор. Ты тоже считаешь, что сейчас не в моде такие девушки как я? – тихо спросила она.
Он встал со скамейки и ощутил себя на сцене громадного амфитеатра. Голова кружилась, как от шампанского, он глубоко вздохнул и начал громко рассуждать, обращаясь к цветущим кустам шиповника и веселой березовой рощице:
– Что такое мода? Для многих это стремление найти уверенность не внутри себя, а в чем-то внешнем. Моду определяют те, у кого есть характер и сила. Остальные лишь следуют за ними.
Порыв ветра вызвал ответную реакцию благодарных слушателей. Деревья согласно закивали и зааплодировали молодой листвой.
Она поднялась со скамейки и заботливо поправила его темные волнистые волосы. Но упрямый ветер растрепал их вновь.
– Как хорошо, что мнение окружающих для тебя тоже ничего не значит. Сейчас что-то творится с обществом… – она серьезно посмотрела на него.
– А с обществом ничего особенного не происходит. Оно почти не меняется по сути, – продолжал взлохмаченный оратор. – Тех, кто способен принимать самостоятельные решения, всегда было гораздо меньше, чем остальных.
Он поднял голову и посмотрел на серые вечерние облака.
– Эй, тучи, вы слышите там? – крикнул он им. – Я безумно счастлив! Да, я счастлив: моя любимая девушка отважилась иметь такой очаровательный недостаток!
Возвращение домой
– Поезд отправляется через пять минут. Провожающих просим покинуть вагоны…
Пассажиры встали возле окон, чтобы помахать рукой на прощание, когда поезд тронется. Я села за столик на боковом месте. Прощаться было не с кем. Скорей бы взять постель у проводницы, расстелить ее на верхней полке, забраться туда и просто смотреть в окно. Мне нужно собраться с мыслями.
Я уезжала домой, оставив здесь четыре года надежд и иллюзий. Можно было и дальше скитаться по съемным квартирам и отдавать за крышу над головой почти весь заработок. Можно прожить так всю жизнь. Но больше я не видела в этом смысла.
При первом поступлении на журфак МГУ меня отсеяли еще на первом экзамене. Со следующей попытки удалось добраться до второго, я провалилась уже на нем. На третий год я не поступила, совсем немного не добрав до проходного балла.
Первое время я работала внештатным корреспондентом московских изданий, но гонорары были весьма скромными, выплачивались нерегулярно, и мне пришлось искать другую работу. Знакомая, тоже провалившаяся абитуриентка, с энтузиазмом рассказывала о своих огромных заработках. Она работала стриптизершей. «Ничего страшного в этом нет. Ты же будущая журналистка! Представь, что просто выполняешь задание редакции. Я так и делаю, когда на сцену выхожу. Что Шекспир говорил? “Весь мир – театр, все люди в нем – актеры. У всех есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль…” Внешность у тебя подходящая», – уговаривала она.
Но такой вариант заработка я не рассматривала всерьез и устроилась в банк, в отдел по работе с клиентами.
…Резкий гудок поезда прозвучал как заключительный аккорд в пьесе. Как же ее назвать? «Москва: туда и обратно»? Как ни назови, ясно одно – эта пьеса без счастливого конца. Без глянца. Сплошной реализм и правда жизни.
В Москве всегда что-то происходило, все находилось в непрерывном движении. Но постепенно я начинала понимать, что эта жизнь не для меня. Здесь мне холодно и неуютно. И моя московская любовь оставила ощущение лихорадочного озноба.
Я прикрыла глаза. События нашей последней встречи опять пронеслись передо мной. Вот мы вошли в один из самых дорогих московских ресторанов. Метрдотель на мгновенье замер, почтительно приветствуя моего спутника. В банке, где мы познакомились, мой спутник вызывал такую же реакцию, потому что был одним из самых важных клиентов.
Подчеркнутая вежливость, жесткий взгляд, властный тон, резкие короткие фразы. И такой мужчина вдруг мной заинтересовался! Не знаю, стал бы он специально искать со мной встреч, но ему и не пришлось: я всегда была в офисе банка. И ждала его с трепетом.
А что чувствовал он, когда мы находились вместе – в театре, в его машине, в ресторане? Что он ощущал, когда я была рядом? Этого я тогда не понимала.
Решение уехать из Москвы я приняла в последнюю нашу встречу.
– Приезжей девушке трудно без поддержки, – сказал он деловым тоном, когда мы сели за стол. – Как у вас с жильем?
За два месяца знакомства мы так и не перешли на «ты».
– Снимаю комнату, – ответила я.
Он стал задумчиво разглядывать меня. Так в магазине смотрят на приглянувшуюся вещь, прикидывая, стоит ли ее покупать. Я съежилась, как от холода.
– У вас проблемы с поступлением в МГУ? Сейчас реально попасть только на платное отделение. Бюджетных мест мало. И кем же вы хотели стать?
– Журналистом! Я и сейчас хочу им стать.
Он, всегда уравновешенный, вдруг с внезапным отвращением сказал:
– Не выношу журналюг.
– Почему? – удивилась я.
Он пожал плечами.
– Кто их может любить? Вторая древнейшая профессия. Недалеко ушла от первой.
Его слова меня обидели.
– Это все равно, что поваров не любить, или дизайнеров, или инженеров…
Он усмехнулся.
– Сравнили тоже. Повара с инженерами делом заняты. А эти борзописцы продажные врут напропалую на каждом шагу. Правильно про них сказал кто-то из классиков: разводят опиум чернил слюною бешеной собаки. Сидят в своих желтых газетенках, грязь про нормальных людей со всех помоек собирают.
– Я всегда мечтала стать журналистом, – твердо сказала я, стараясь отогнать от себя неприятные ощущения.
– Я собираюсь помочь вам получить образование. Ну и с другим тоже… Например, помог бы с квартирой, – сказал он деловым тоном. И добавил: – Если, конечно, вы подойдете мне в качестве подруги.
Меня будто облили ледяной водой.
– Я должна пройти экзамен?
