Впрочем, удивлялся я только до тех пор, пока не разглядел, что один из трех на удивление робко вошедших гостей — тот самый капитан ГАИ, которому Лешка вчера ночью отслюнил взятку купюрами по сто баксов. Так что по большому счету неожиданностей никаких не было, все шло по программе, все было так, как я и предполагал, но восторга по этому случаю я почему-то не испытывал ни малейшего.
За спиной капитана стояли ещё двое гаишников, которых я тоже видел вчера на посту, и даже разговаривал с ними. Один из них оформлял со мной документы и составлял протокол. Как видно, они только недавно сменились с дежурства, и сразу же поспешили сюда. Краем глаза в окно кухни я увидел под окнами во дворе, возле черного хода, на том самом месте, где стоял утром Серегин джип, новенькую БМВ с блатными номерами. Значит, они приехали на своей машине, которая, судя по номерам, принадлежала капитану. Служба в ГАИ имеет свои привилегии, позволяющие получать номера с маленькими цифрами, по которым ГАИшники легко распознают своих, и прочих блатных.
Тем временем менты огляделись по сторонам, капитан сделал знак, и они тихо двинулись вперед, достав оружие. Капитан пропустил постовых вперед и пошел следом сразу же к входу во вторую комнату. Сразу было видно ГАИ: в отличие от обычных ментов они даже не заглянули сначала ни в ванную, ни в туалет, ни на кухню. Они перли напролом, потеряв разум, как крысы на дудочку крысолова, на запах денег. Ну, ну. Пускай идут.
Я оставил сумку с деньгами на кухне, и как только они вошли во вторую комнату, встал за их спинами, демонстративно громко клацнув затвором автомата, в чем не было необходимости, не дав им толком насладиться зрелищем своих собратьев, пристегнутых наручниками.
Менты дружно вздрогнули, словно их хлыстом стегнули, или будто они репетировали это движение заранее. Получилось у них здорово, из них хоть сейчас можно было составить симпатичное трио по синхронному плаванию.
— Что встали, гости дорогие? — ласково спросил я. — Проходите, не стесняйтесь, будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Смелее! Присоединяйтесь к коллегам, отдохните. Наручники принесли?
Они подавленно угрюмо молчали, совсем позабыв про то, что все ещё сжимают в руках пистолеты.
— Наручники принесли, я кого спрашиваю? — чувствительно ткнул я стволом автомата в спину капитана.
Он вздрогнул и с готовностью ответил:
— Так точно!
Я хотел было поблагодарить его за службу, услышав такой четкий рапорт, но вспомнил почему-то гражданина Лютикова, когда его показывали по телевизору, и мне расхотелось разговаривать с этой мразью.
— Оружие на пол! Быстро! — скомандовал я, с трудом сдерживая накатившую ярость при виде этих предателей и оборотней.
Потом я велел перепуганным гаишникам пристегнуть друг друга наручниками к батарее и заткнуть носовыми платками друг другу пасти, оставив пока не прикованным капитана. Его я попросил повернуться и как только он выполнил мою просьбу, я от всей души врезал ему по зубам прикладом.
— За что?! — вскрикнул он, залившись кровью, сплевывая выбитые зубы, но даже не попытавшись прикрыть лицо руками.
— За гражданина Лютикова, мразь, — процедил я, чувствуя, как во мне поднимается та самая мутная волна, которая приходила во время боя, когда все становится совсем не страшным, когда страх забывается и остается только ненависть и два желания, в обычной жизни несовместимые: жить и убивать.
— Под окном твоя тачка с блатными номерами? — спросил я капитана, стараясь не смотреть на него, потому что боялся сам себя, боялся, что сорвусь.
Капитан, похоже, почувствовал, что дело для него пахнет керосином, поэтому с ответом не задержался.
— Моя, — поспешно ответил он, сглотнув шумно слюну.
— Ключи давай! — протянул я в нетерпении руку.
Он на долю секунды замешкался, и я ещё раз не сдержался и врезал ему. У него на скуле лопнула кожа, после чего он сразу же, даже не вытирая кровь на лице, полез трясушимися руками в карман и протянул мне ключи от машины, жизнь для него была все же дороже, чем иномарка.
— Пристегивайся! — велел я ему, мне не хотелось прикасаться к нему руками, я боялся, что не сдержусь, и он послушно пристегнулся наручниками к трубе батареи.
— Открывай пасть! — приказал я.
Капитан опять замешкался, хотел что-то сказать, и мне пришлось на него замахнуться, чтобы врезать ещё разочек. Но меня остановили.
— Не спеши, оставь нам кусочек, — раздалось за моей спиной.
Я обернулся, стараясь не делать резких движений, и увидел пятерых мужиков, социальная принадлежность которых не вызывала никакого сомнения. Все, кроме самого старшего, были срисованы под копирку: высоко подбритые затылки, кожанки, золотые цепи на шее и на руках. Плечи такие, что в двери им приходилось заходить не иначе, как только боком, могучие шеи, на которых можно было рельсы гнуть, и низкие лбы об которые, как говорила моя бабушка, поросят можно глушить, словом, как в сказке Пушкина, все как на подбор. Сразу было ясно, какой отдел кадров принимал этих молодчиков на работу, и на какую.
Старший был высок ростом, но худ, длинные волосы в художественном беспорядке разбросаны седыми прядями по плечам. Прямо Паганини, если бы не обширная лысина спереди.
Сходство с неистовым композитором дополняли тонкие длинные пальцы, которыми он постукивал по притолоке, на которую несколько картинно опирался. Он криво усмехнулся и опустил большие глаза на вороненый ствол моего автомата, упершегося ему в живот, нисколько не смутился, и посоветовал мне спокойно:
— Ты убери ствол, просверлишь ненароком во мне дырку, отвечать придется перед братками. Тебе это нужно?
Мне это было на фиг не нужно, и я с сожалением, но все же последовал его совету. Один из его бугаев молча протянул лапу, я так же молча отдал ему автомат. Что и говорить, аргументы с собой этот патлатый привел весомые. К тому же у них у всех в руках были пистолеты, кроме, разумеется, этого самого патлатого, косившего под Паганини. Я сразу понял, что за таких, как он, всю грязную работу делают другие. Пахан. Такие только отдают приказы.
— Ты пока подвинься, — опять вполне вежливо посоветовал он мне. — Я с приятелем своим минутку другую поговорить хочу, а ты пока постой, послушай, да на ус намотай, тебя это тоже касается.
Я подвинулся, пропуская его в комнату, в которой стояли прикованные наручниками к батарее менты и гаишники. Патлатый подошел вплотную к капитану, который тут же весь съежился и торопливо забормотал:
— Ты знаешь, Корней, тут такое дело получилось… ты извини, я ошибся с адресом. Я не хотел… Я же тебе все отдать хотел…
— Ты знаешь, что стало с этим, с пожилым водилой с жигулей, которого ты нам сдал? — спросил Корней.
— Нет, — испуганно ответил капитан.
И по тому, как он отвел глаза, было ясно, что он врет, и все он уже прекрасно знает про участь, постигшую гражданина Лютикова, которого он так бессовестно подставил бандитам, надеясь сам перехватить у них жирный кусок.
— А догадываешься? — проскрипел Корней.
— Да, — упавшим голосом ответил капитан, неожиданно громко всхлипнув, поняв, что судьба его решена.
— Сделай мента, Бульдог, — приказал, щелкнув пальцами, но не меняя голоса, Корней, отходя от капитана.
Тот дернулся, рванулся за Корнеем, но даже не успел закричать, только рот разинул. К нему уже подошел один из мальчиков Корнея, развернул его за плечо к себе спиной, и достав из кармана нож, махнул ему по горлу. Я не слабонервный, но все же отвернулся, слыша за спиной бульканье. Прикованные к
