хором девчонки и, переглянувшись, рассмеялись.
После последних идей Андрея у них непроизвольно
получилось одинаковое приветствие. Они поделились
тем, о чем говорили до его появления. Андрей, улыбаясь, переводил взгляд с светло-синих глаз
Светы на карие глаза Марины:
– Успокойтесь, девочки, я тоже чувствую что-то
огромное. Иногда оно, правда, пытается в виде голоса
прямо в голове вопросы разные задавать – вроде «ну
как ты?».
– А ты чего? – спросила Марина.
– Ну я раз спросил: «Водку будешь?». Он как-то
грустно ответил, мол, рад бы выпить немного, но
очень жаль, не могу! После этого моего предложения
54
он больше не появлялся! – уже смеясь, закончил
Андрей.
– Да… Семен Семеныч, Вы в своем репертуаре. –
тоже смеясь, вставила Светлана.
– Спасибо Вам, ребята, как-то легче стало. Теперь
можно и спокойно на планету садиться. – тоже смеясь, сказала Марина.
– А чего там садиться?! Раз – и готово, это не лететь
сюда аж шесть месяцев. – подвел итог разговора
Андрей.
-11-
Первый шаг на Марсе. Шагнул и пошел. На борту
корабля тоже ходили каждый день по магнитным
дорожкам. Да, там они другие, и здесь они тоже
другие – но все равно, это шаги.
Планета, открывшаяся наконец взору именно со
своей поверхности, выглядела гнетущей и мрачной.
Все было усеяно миллионами камней самых разных
размеров и форм, утопающих в красно-коричневой, больше похожей на ржавчину пыли. Где-то видны
были отдельные горы, похожие на остатки пирамид
или курганов. В другой стороне они сливались
в единую, почти сплошную цепь высокогорного
плато.
Внезапно нахлынуло ощущение – что они здесь
абсолютно чужие. К этому добавилось чувство 55
громадной тоскливой безысходности, висящей здесь
уже, наверное, миллионы лет.
Вся эта грустная картина напоминала всепланетное
кладбище, где даже от могил ничего и уже очень
давно не осталось. Пустота, молчание, пыль, камни –
и больше ничего…
Было и ощущение произошедшего гигантского
пожарища, после которого не осталось вообще
абсолютно ничего – только то, что не могло сгореть.
Отчаянно захотелось немедленно улететь отсюда.
Они здесь чужие или лишние, их никто и уже очень
