Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Может я… троянец?

Или Илиа-нец? Почему у этого города два названия?

Но ты, Лаокоон, не можешь быть моим предком: погибли и твои малолетние сыновья. Если, конечно, это они… И если других детей не было…

Меня, в отличие от толпы, твоя гибель волновала и тогда?..

Кем же я тогда был? И почему тебя не защитил?

Я что, был… ребёнком?

Или женщиной?..

Пилат отступил на шаг. Он отстегнул от пояса походную флягу — она всегда была при нём, хотя теперь противоречила его новой должности — и осушил её до дна. (Сказал ли кто Пилату, что на храмовый оракульный треножник жрец восходит, только выпив как можно больше воды? А если не сказал, то почему, отправляясь к Лаокоону, он прихватил флягу? Любовь к воде — не гераклово ли опоясанье единственного его сына?)

…Власть и дворец? Да, в этом есть некоторое удобство, но…

Если бы не эти рожи вокруг…

И неизбежные утверждения приговоров…

Разбойники — этих не жалко. Но и они — чем они хуже преданных Риму легионеров? Всего лишь другой дракон… если рассуждать, его брат от тех же чресл… А так всё то же — власть она и есть власть…

А ведь ты, Копьеносец, своей истиной покусился на власть дракона… драконов…

Не защитили… Ведь стояли рядом вооружённые воины — но никто, никто не занёс меча, чтобы рубануть по дракону… А удар-то достаточен несильный… Чтоб голову снести: чик — и готово!..

Стояли священники… Стояли. Из разных коллегий… Пыжились. Какое множество храмов в каждом городе. И в Трое, верно, были храмы не только Аполлону и Афине-Минерве…

Подобное — к подобному? Он им был не подобен. Значит, он был честным человеком, не как они… И как только этим скотам толпа верит?.. Ведь стоит только отогнуть краешек их парадных одежд: под ней нравственный урод… Впрочем, подобное к подобному…

Но тогда получается: истинный Жрец Истины не может занимать священнической должности?.. Никогда не надевает парадных одежд? И не берёт содержания?

Кто способен видеть, увидит тебя и в простой одежде.

Одеждой пытаются выделиться те, кому нечем больше ещё выделиться.

А в одежде простолюдина даже лучше: никого рядом постороннего. Желающего поживиться или воспользоваться.

Пилат с сожалением скрутил пальцами край роскошной ткани своей положенной по должности одежды. Но так уж ли он подумал, что она не его?

А может, потому была допущена гибель твоих, Лаокоон, сыновей — или видимость их гибели? — что тем было показано, что истинное жречество отныне покинет храмы?

Может, в древности и был какой-то смысл пребывания Жреца в храме, но сейчас там обитают одни подголоски «уважаемых граждан».

Что и говорить, твари эти «избранники народа»… Не защитили Истину… Мразью были, мразь есть и мразью будут в веках.

А может, потому была так ненавистна ахейцам Троя, что в одном из городских храмов ещё держалась последняя линия истинных священников?..

И эти… домашние хозяйки… тоже не защитили. Достаточно им было крикнуть: «Руби!» — и в воздух бы немедленно взметнулось немало клинков. Ведь сколько из считающихся мужчинами лишь извиваются под каблуком у своих жён… Эх, жизнь, эти треклятые «императрицы»… Ведь ни одна из них не крикнула!

Хотя, как у них водится, слёзы в три ручья… Жалостью это называют… Себя бы пожалели, дщери троянские, ведь что вскоре сделают с вашим городом!

Но они не защитили…

Но… Но ведь у всех жрецов всегда бывают ученики, как иначе? И они не защитили! Наверно, ученики разбежались…

Стоял народ и смотрел… Соучастники убийства… Того, Кто мог их спасти…

Душили воины, блудницы, жёны, душили калеки, священники, придворные поэты, душили площадные певички, «уважаемые граждане», ремесленники, душили даже землепашцы…

Ничего в этом мире не меняется, что было, то и будет… Задушили. Гады.

Может, эти скульптурные гады не символические змеи?

Но если ты, мудрый Лаокоон, поднял копьё, то… то кто-то его… принял и понёс дальше?!

А может… может, ты ради одной только Кассандры? Ведь она же могла сойти с ума! Она говорила Истину, но всем был люб обман!

Мыслить не как толпа и притом верно!

Что чувствовала Кассандра, когда её объявили сумасшедшей?..

Подкосились ноги? Упала?

Прислонилась к городской стене — теперь уже не могущей защитить город…

Прислонилась?

Руки?

Пальцы?

Я же чувствую влажный холод остывшего за ночь камня!

Ну вот, теперь и слёзы у меня на глазах.

Совсем… обабился?

В чьём я сейчас теле?..

Кассандре нужно было ободрение? Да оно мне было нужно!

Ты, Лаокоон, жрец при Аполлоне, а уж кто-кто, а твой-то бог знает будущее!

Будущее?

Что она ещё должна была совершить?

В своей жизни или в жизни своих потомков?

Сама Кассандра не осталась даже книгой.

Жизнь у Кассандры, скажут, не сложилась. Ахейцы, это порождение «коня», её изнасиловали. И не где-нибудь, а в алтаре храма Афины! В храме! Святотатство! Этих жеребцов не мог остановить даже страх расплаты за святотатство: нарушить неприкосновенность молящего защиты у богини! И ведь расплатились: по просьбе Афины Посейдон утопил их всех…

Потом Агамемнон сделал Кассандру своей рабыней и через некоторое время отвёз в свой дом в Микенах, к своей наезднице. Ему неверной. Там, говорят, Кассандра и была умерщвлена… Той самой наездницей?..

В чём же был великий смысл её жизни?

Что после неё осталось?

Изнасилована? А может, у неё был ребёнок?

Был, как не быть…

Но ведь её ребёнок тоже должен был стать рабом! Сама рабыня, отца хуже чем нет, да и неизвестен… Аякс в алтаре храма был первым, но, видимо, не единственным.

А ребёнок? Быть в рабах с ощущением, что ты не раб, а некто, только вот кто — неизвестно.

В театрах толпе внушают, что Кассандра — царская дочь. Но как такое может быть, что царскую дочь никто не стал слушать? Царских дочерей слушают внимательней, чем царей, сами же цари в первую очередь.

«Кому как не мне, — скованный дорогим плащом Пилат криво усмехнулся, — этого не знать?»

Приам её не послушал — не он её отец!

Если не врут поэты, и Кассандра жила в семье Приама, то она тоже из сирот — царём удочерённых? Или её подменили в колыбели? Да мало ли возможно ухищрений Мойр?..

Странная она, Кассандра. Приняла Аполлона-Истину, и стала его… кем? на мантиса она не похожа…