Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

В начале теперь уже более чем десятилетнего знакомства я его разве что не боготворил: он казался мне умнейшим во всей адвентистской церкви человеком — и, действительно, не в пример остальному адвентистскому начальству, он был не только начитанным, но, главное, способным на движение мысли человеком. К тому же он, вопреки обычному поведению сектантов, не навязывался, держался, в общем-то, скромно, как принято говорить, в тени. Во всяком случае, такое у меня создалось впечатление.

Но чем больше я погружался в изучение проблемы таланта, в особенности с тех пор как начал работу над третьим томом «КАТАРСИСа», тем настойчивее беспокоила мысль: а такой ли уж Р.Н., мой Учитель, духовный великан, каким я описал его в первой из своих повестей «Чужие»?

В мировоззренчески незрелой повести все события и обстоятельства взяты из жизни: Р.Н., преподаватель адвентистской академии (тогда ещё—семинарии), — действительно, сын православного священника с территории нынешней Польши. Была и настораживающая неадекватностями история с напросившейся на расстрел еврейской девушкой. Случилась и смерть старика-учителя в петле.

Да, именно Р.Н. подсказал весьма важную в связи с обретением таланта мысль, рассказав о таблице «талантов» членов некой общины, одна из строчек которой была об умении писать письма. Но с другой стороны, рассказывал он не о личном опыте, а о чужом. К тому же опыте явно ложном: не может быть, чтобы все двадцать семь членов общины, совмещавшейся с общесоюзной церковной иерархией, были обладателями талантов, то есть людьми внеиерархичными. Здесь явная натяжка, а Р.Н. её заметить не смог. Почему не смог? Может, потому, что сам он, тоже, кстати, с иерархией совместимый, талант принять не пожелал?

За годы работы над «КАТАРСИСом» по поводу Р.Н. копились и другие сомнения. Всемирную историю я стал изучать с его «подачи». В адвентистской семинарии он преподавал всемирную историю, пророческую историю и тому подобные дисциплины. (Историю Церкви в семинарии преподавал эксгибиционист О.С., его онанистские «подвиги» во время занятий с семинаристками за запертой дверью, вскользь описаны в «КАТАРСИСе-1», правда, как выяснилось уже после выхода книги, действительность оказалась ещё омерзительней: боявшихся рассказать о реальной жизни преподавателя семинарии семинаристок было не две, а по меньшей мере три. Смешно: когда мне грозили расправой, то, что жертв было три, а не две, подавали как доказательство моего неверного взгляда на реальную жизнь церкви: «Вот видите, вы же ничего на самом деле не знаете!». Что ж, каждая иерархия достойна интеллектуального уровня своего предводителя.)

«Подача» заключалась, разумеется, не в призывах к изучению истории. Наблюдая за Р.Н. — а мы с ним в начале работы семинарии общались много, — я понял: можно, оказывается, выявлять во внешних событиях некие закономерности, которые формировали прежние события, определяют и нашу сегодняшнюю жизнь. История, я понял, может быть не запоминанием, не подавлением, а постижением смысла.

В качестве образца истолкования происходящего Р.Н. рекомендовал мне собрание сочинений профессора Н.Кареева, автора ещё царского периода, в точности повторяющего, как я теперь понимаю, протестантскую точку зрения на общий ход всемирной истории. Согласно этому толкованию исторических событий, венец исторического развития — «иудо-внутреннические» порядки (демократический режим, капитализм «равных» возможностей и Соединённые Штаты как образец).

В эту концепцию теперь веруют многомиллионные толпы, — как говорится, что с дураков возьмёшь, — но уж Р.Н. как преподаватель пророческой истории, соответственно, просто обязанный разбираться в предсказаниях Елены Уайт, должен бы лучше остальных знать, что на уже начавшемся завершающем этапе истории Соединённые Штаты — центр зла, соответственно, притягивающий одобрительные взгляды только нравственных уродов.

В самом деле, большого ума не требуется, чтобы сообразить, что на ровном месте такой центр не появляется, люди в него будут собираться десятилетиями и вообще от начала. КакР.Н. удавалось отвернуться от столь вопиющего логического противоречия в своей профессии? Как ему удавалось совместить противоположных профессора Кареева и Елену Уайт (в ипостаси хресмолога)?

Елена Уайт, безусловно, в психологии беспомощна (суверенитизм, толпа у неё шарахается от искренней святости до богоненавистничества, не говоря уж об оценке масштаба личности Пилата, у неё даже женщина, взятая якобы в прелюбодеянии, вдруг оказывается шлюхой), и это людей, знакомых только с этой стороной её взятых с «бульвара» воззрений, должно отвращать, — но ведь истина разлита везде, можно начинать постигать не сходя с места.

У Р.Н. была возможность познакомиться с трудами хотя бы Льва Гумилёва, их начали печатать с конца пятидесятых (только ВИНИТИ — типография Академии наук — на заказ полулегально сделала десятки тысяч копий), пусть учение не доработано, однако с достигнутых Львом Николаевичем высот бумажный вал писюлек адептов суверенитизма даже не разглядеть.

Да и кроме Льва Николаевича Гумилёва, верно, есть достойные авторы и собеседники.

К тому же своя-то голова, дорогой Учитель, на что?

В конце концов, есть так называемая русская народная мудрость, она к действительности много ближе, чем угоднические профессорско-«академические» опусы. (Я тогда ещё не понимал, что русская народная мудрость совпадает с мировоззрением Протоевангелия, хотя уже понял, что Пилат был его автором, ушёл в Россию и остался в ней даже биологическими потомками.) Да и в поговорках эта мудрость донесена до, наверно, каждого россиянина.

А может, Р.Н. простой русоненавистник — скрытый?

Чеховская бородка?

Но чеховские бородки мне с некоторых пор внушают скорее подозрение, чем почтение. Сколько их ни встречаю — всё у носителей «иудо-внутренничества». Не знаю, насколько они размышляли над текстами в своё время бешено популярного Чехова, но точно известно, что Толстой называл пьесы Чехова «дрянью», в общем-то, всего лишь на одном уровне с Шекспиром.

ПротестантР.Н. с, казалось бы, русской чеховской бородкой — русоненавистник? А мракобесная историческая концепция — лишь проявление? Как и чеховская бородка с американизированным протестантизмом?

Как ещё распознать скрываемую сущность человека?

У Р.Н. четыре дочери: три уже замужем, одна ещё малолетка. Две дочери выбрали себе таких мужей, что уже эмигрировали. Случайность? Совпадение?.. Но ведь две дочери, не одна…

Что и говорить, наследственность у него скверная — сын православного священника, да ещё родом с территории «иудо-внутреннической» Польши, с их знаменитым многовековым десятипроцентным присутствием одних только «полноценных» евреев. «Неполноценных» там должно быть море. Плюс ещё эта странная история с молоденькой еврейкой, которая так настойчиво добивалась, чтобы гитлеровцы её расстреляли (ходила к комендатуре задирать немцев; описано в «Чужих»)… Ведь можно же было укрыть неугодника, если таковые в Польше ещё были (к священнику за помощью приходят множество людей). Всем ведь не поможешь, приходится выбирать. Но нет, предпочли еврейку с явной некрофилической патологией… Какое-то одно сплошное «иудо-внутренничество». Тогда понятно, почему американцы субсидируют Р.Н. так же, как и прочее церковное жульё.

Дорога успокаивала. Грузовичок шёл легко, хотя ограничитель мощности был не снят. Впрочем, говорят, что перегонщики их, вопреки инструкции, сдирают и гонят машины без всякой жалости. Но ведь не лезть же было в карбюратор в магазине. А одного внешнего осмотра недостаточно. Конечно, жизнь обман выявит. Но только впоследствии. «По одёжке» приходится встречать не только людей, но даже такое простое устройство, как грузовичок, у которого нет даже такого «нейтрального» проявления, как чеховская бородка…

Да, дочери-эмигрантки, вечно кипящая жена (но может, только при мне?), положение, близкое к самой верхушке иерархии, происхождение, отсутствие личного «таланного» опыта… Сколько чёрного…

Но ведь именно Р.Н. натолкнул на мысль о смирении при вопрошении о таланте! Единственный, кто в этом скопище мертвяков, при мёртвом подсознании самоименуемом духовной академией, хоть как-то, хоть чуть-чуть помог! Пусть косвенно…

К тому же в адвентизме, в котором, как и во всех прочих деноминациях протестантизма, приветствуется отсутствие собственных мыслей, а требуется повторение «богословских» догм, как мантры,