Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

совокупляющихся тем или иным способом, так что от того, есть ли между парами стены или нет, «партнёрская» сущность групповухи не меняется; оправданием же адюльтера служит рассуждение о благородном мщении мужлану-супругу — кстати говоря, как правило, такому же, как и она, стадному, — или о таком способе его перевоспитания.) Итак, измена Уны мужу была предопределена — даже без каких бы то ни было религиозных рационализаций вроде служения богу Приапу. Вот вам и первый—«любовный» — треугольник в такой сложной «геометрической фигуре», как окружение и семья верховного функционера в государственной иерархии (имеется в виду функционер не номинальный, а психоэнергетический — Уна).

Пилат, очевидно, тоже должен был как-то реализовывать свою, выражаясь языком современного психоанализа, вырабатываемую сексуальную энергию. Если определять конкретные формы гетеросексуальных связей, в которых Пилат «реализовывался», то на их выбор влияли конкретно- исторические условия. В частности, государственное законодательство. Согласно законам Римской империи той поры, чиновник на вверенной ему территории права на адюльтер (с лицом противоположного пола) не имел. Жена Пилата не позволила бы мужу нарушать этот закон явно — из принципа. Следовательно, наместник вынужден был прелюбодействовать не внутри дворца, а за его пределами.

Итак, наместник вынужден был из дворца выходить.

Тайно.

Естественно, переодевшись.

И притом непременно после захода солнца — иначе бы узнали.

И потому заход солнца для него становился событием.

Центральным событием суток.

Точкой сосредоточения мечтаний.

Сосредоточения, побочно пробуждающего в нём, носителе «срамного копья», ещё и служителя культа Солнца.

Постоянная любовница для наместника была невозможна — не столько из-за неизбежных соглядатаев, сколько из-за чутья, присущего жёнам. Из одного только этого соображения следует, что Пилат был обречён на переодевание и ограничен услугами профессиональных проституток.

Публичные женщины во все времена держатся вместе: тянет их друг ко другу. Не важно, как они рационализируют это взаимное притяжение — главное, клубятся. Кишат. Но это сейчас они уже в центре города — демократия! — а раньше они кучковались подальше, на окраинах, там, где погрязнее, подешевле — дома разваливаются? развалины? — стоит только идущего в кварталы любви чуть «завернуть», и вот оно, удобное место, хоть обкричись…

Итак, с Пилатом всё ясно, а вот покидала ли дворец Уна? Если покидала, то это ещё один психоэнергетический стимул для её мужа выходить в город — ведь он у неё «на крючке».

Знание об аристократическом происхождении «прихожанок» священных лупанариев помогает ответить положительно: да, Уна ночью в Иерусалим выходила.

Тем более, что для стадных женщин вообще, для бездельничающих же в особенности, нравственные преступления — смысл и содержание жизни.

В конце концов, разве не так же обречённо-распутно проводили время в ожидании смерти (от старости) вошедшие в историю первые женщины Рима? Разве не так жил тот же император Нерон, которого, естественно, следует отнести скорее к женщинам, чем к мужчинам? Он нередко дрался на ночных улицах, под защитой переодетой охраны — как это напоминает поведение проституток!..

Выходила Уна, естественно, переодетая.

И закрашенная.

Пойдём дальше: можно сказать наверняка, что в ночном городе пути двух ряженых супругов должны были неизбежно пересечься.

И вовсе не обязательно случайно.

Ведь супруге д `олжно было вырвать у мужа Копьё.

Застыдить его привязанность к военным упражнениям с буквальным копьём, направив освободившиеся силы на искусственное выполнение невротических ритуалов высшего управленческого состава — дело несложное, но всё равно необходимое.

При желании можно отучить и от женщин: достаточно для начала вызвать к ним чувство омерзения — разве они того не достойны?..

Несложно преодолеть и третий уровень — служителя культа: утративший копьё может трезво взглянуть на реальных священнослужителей — и сделать обобщение.

А вот с четвёртым уровнем сложнее.

Отрицать существование Истины напрямую смешно, на это не решаются даже сатанисты.

Тогда у жены Пилата оставалось два пути:

— или подчинить мужа какому-нибудь авторитету (в т. ч. цитатнической вере и т. п.), — или внушить ему веру во множественность истины, в соединимость антагонистического: в конечном счёте это приведёт к зависимости того же рода.

Который из двух путей выбрала префектесса? Это видно по результату: «Чт `о есть истина?» — сказал муж своей жены.

Смысл всякой фразы определяется:

— интонацией;

— ситуацией, в которой она является непременной частью и систематическим продолжением, подобно тому как воспламенение детонатора в мине при технической исправности компонентов непременно ведёт к взрыву.

К примеру, слова «Что есть истина?» Пилат мог бытьприученпроизносить при всякой апелляции к Истине как основанию для принятия решения. Скажем, жена во время одной из своих истерик провоцирует мужа попытаться разрешить противостояние по истине. «Что есть истина?..» — не соглашается она, но истерику прекращает. Во время следующей истерики уже она предлагает поступить по истине, но при этом бессовестно пытается склонить мужа к тому, что для него неприемлемо. Пилат, памятуя, что слова «Что есть истина?» вели к прекращению взвизгиваний, эти слова как заклятие произносит. Наместница истерику прекращает.

Опыт показывает, что нескольких подобных циклов вполне достаточно, чтобы выдрессировать практически всякого. В случае Пилата — на нужную реакцию при произнесении слова «истина».

Итак, слова «Что есть истина?» могли быть:

— результатом дрессуры (своеобразным выпадом против жены);

— выпадом против Самого Христа лично;

— самооправданием.

Если бы «Что есть истина?» были самооправданием, то они означали бы решение Пилата казнить Христа. Но:

Пилат сказал Ему: чт`о есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нём…

Иоан. 18:38

Если бы эти слова были выпадом против Христа, то, опять-таки, зачем было Пилату Его оправдывать?

Итак, из перечисленного остаётся только одно: знаменитые слова были как бы внутренним диалогом с женой — классическая в жизни женатых людей ситуация. А то, что супруга была в жизни Пилата весьма и весьма значима, притом болезненно (ярчайшая некрофилка), следует хотя бы из того, что её вмешательство во время суда подтолкнуло Пилата к совершенно невозможному поступку — изменению приговора (об этом — в главе «Тайна вынесения приговора — тонкая хронология дня Распятия»).

Этот вывод о внутреннем диалоге Пилата с женой-сверхвластительницей во время его разговора со Христом к теме достоверности «Понтия Пилата» имеет прямое отношение.

«Чт `о есть истина?» — слова не наместника, но его жены. Этот ответ Пилата был наработан женой-начальницей заранее — в процессе уничтожения в муже