Бегство от волшебника

оказать ту или иную услугу. Несколько раз у нее ночевали какие-то люди, мужчины и женщины; эти незнакомцы стучались к ней поздно вечером, и при них были записки от Миши Фокса. Он, кажется, нисколько не сомневался, что она все будет выполнять безропотно, так же, как не сомневался, что она дома всегда, когда ему нужно появиться; и она, действительно, на все соглашалась и никогда не роптала. А однажды он велел ей надеть самое нарядное платье, после чего в открытой машине они стрелой домчались до Ричмонда, где начали очень медленно кружить по парку, а потом он отвез ее домой. Нина не сомневалась, что это было зрелище, предназначенное для чьих-то глаз; но вопросов не задавала.

«Это и все, что Мише от меня требуется?» — вопрошала она у самой себя. Бессонными ночами она искала ответ на этот вопрос. Временами ей казалось: он ждет, чтобы она поняла что-то, разглядела некую необходимость, о которой он умалчивал и которую она бессильна уловить. Предположение, что так оно и есть, не давало ей покоя. В другие минуты, особенно после того, как она раз или два была молчаливой свидетельницей споров о Мишином характере, ей стало чудиться, что он хранит ее, так сказать, про запас, для будущего исполнения роли в какой-то интриге, которая, очевидно, еще не созрела и еще, может быть, долгие годы будет зреть. Время шло. А она не приходила ни к какому решению, и случая узнать Мишу поближе не предоставлялось. Он никогда не предлагал ей посетить свою лондонскую квартиру. Она много думала об этой баснословной, окруженной столькими толкамИ резиденции, но даже приблизиться к ней не дерзала.

Как-то Миша объявил, что помимо платы за квартиру будет еще выдавать ей раз в месяц нечто вроде жалования. Она, конечно, стала возражать, но он объяснил, что своими «нелепыми», как он выразился, выходками наверняка наносит ущерб ее бизнесу; и поэтому на душе у него станет хоть немного спокойней, если она согласится на этот маленький подарок. Нина понимала, что не имеет сил сопротивляться и все равно согласится со всем, что Миша для нее придумает; тут не она решает, а он; и что пожелает, то и сделает, и как ему вздумается повернуть ее жизнь, так он ее и повернет; к тому же тогда ее вовсе не настораживала мысль, что она оказывается все больше и больше в Мишиной власти. Должно было пройти еще какое-то время, пока она впервые почувствовала тревогу.

Нина была честолюбива, к тому же обладала всеми задатками деловой женщины. Она успела обзавестись богатой клиентурой, и у нее стали рождаться планы расширить помещение, нанять несколько работниц… это помогло бы удвоить капитал и создать основу для прибыльного предприятия. И однажды она поделилась своими мыслями с Мишей Фоксом. Сразу стало ясно, что идея ему не понравилась; такого рода планы, поняла Нина, идут, вероятно, вразрез с той таинственной целью, к которой Миша, наверное, ее предназначил. Ему нужны были только три вещи: чтобы она жила одна; чтобы в любое время суток с ней можно было встретиться в ее квартире и поговорить без свидетелей; наконец, чтобы она имела возможность давать приют безымянным знакомым Миши. Кратко, но без всякого раздражения, Миша попросил, чтобы она не строила такого рода планы, а он со своей стороны позаботится о ее финансовом благополучии. Нина действительно больше об этом не упоминала, но ее жалование значительно возросло.

Итак, ее принудили жить в одиночестве. После того, как лихорадка любви к Мише уступила место чувствам, больше похожим на любопытство и изумление, этот пункт негласного соглашения стал все больше и больше досаждать ей. Странные отношения с Мишей разом лишили ее всякой личной жизни. Он являлся, когда ему вздумается, но она всякий раз обязана была находиться дома; и суровый приказ хранить молчание, который исходил не из слов Миши, а от всей его личности, отнимал у нее возможность открыть кому-либо свое сердце.

С некоторых пор Нина стала замечать, что и клиентки, и просто знакомые говорят с ней как-то по- особенному; и это натолкнуло ее на подозрение, что, вопреки их с Мишей осторожности, уже ползут слухи, что она — креатура Мишй Фокса. Такая репутация могла повредить ее делу, но расстраивало ее не только это. Ее глубоко оскорбляло само звание «креатура». До нее доходили слухи, а они кружили постоянно, что у Миши вроде бы есть десятки рабов всех мастей, которыми он вертит как ему заблагорассудится. Тем не менее ее потрясла и ранила догадка, что и ее относят к их числу. Нет, успокаивала она себя, я совсем другая. Я люблю Мишу. Но чем же таким особенным ты отличаешься от тех? — поразмыслив, спрашивала она себя. Миша приговорил ее любовь к молчанию, лишил права выразить себя — и любовь, тихая и невысказанная, превратилась постепенно в нечто странное, больше похожее на ужас и благоговение, чем на нежность. Раз или два Нина пыталась набраться мужества и поговорить с Мишей откровенно. Но, вспомнив обо всех тех благах, которыми обязана ему, тут же чувствовала себя виноватой… более того, она ведь настолько его боялась, что вряд ли способна была пуститься в объяснения, содержащие явный намек на нелояльность.

Потом к Нине пришла одна мысль. Она давно поняла: убежать от Миши можно только в том случае, если оставить Англию; но дальше эту мысль она никогда не развивала, потому что ей казалось невозможным покинуть Англию. Спасаясь бегством, она оказалась здесь, а отсюда бежать было некуда, в мире не осталось места, где можно было бы скрыться. Но спустя какое-то время она вдруг обнаружила выход. Можно уехать в Австралию! И чем дальше, тем заманчивей казался этот вариант. Сначала Нина подумывала об Америке, но потом передумала, и не столько из-за того, что в Америку не так- то легко попасть, сколько из-за несмолкающих разговоров о том, что Миша постоянно летает на самолете в Нью-Йорк и обратно. Нина знала себя и поэтому не сомневалась, что в открытом бою ей Фокса не победить, да и вообще, что бы она ни делала, как бы она ни сопротивлялась, выиграет всегда он. Поэтому у нее оставался лишь один выход — бежать; и бежать именно туда, где она уж наверняка вновь не встретится с Мишей. Америка для этих целей казалась ей уж слишком маленькой. А вот Австралия как будто сулила безопасность. Она никогда не слышала, чтобы Миша навещал Австралию.

Замыслив эти вероломные планы, она с головой ушла в следующую задачу — скрыть их от Миши. Она искренне верила, что он способен читать ее мысли. Отчасти из-за боязни разоблачения Нина так долго не решалась приступить к осуществлению своего замысла. Начала она с того, что стала усердной зрительницей австралийских фильмов, просматривая которые, непрестанно роняла слезы. Она воображала себя в Австралии, и эта жизнь казалась ей во всем противоположной ее нынешнему существованию. Эти простодушные, но благородные люди наверняка ее не отвергнут. Она заживет среди них открыто и радостно, снискав уважение к себе как к труженице и любовь к себе как к женщине.

Наконец она занялась более пристальным изучением вопроса. В местной библиотеке нашлось несколько книг об Австралии, и она прочла их от корки до корки. Набравшись смелости, она купила карту, которую прятала в своей комнате среди рулонов ткани и разворачивала только тогда, когда убеждалась, что Миши нет в стране. Она виновато и только на миг останавливалась перед Австралийским центром на Стренде, чтобы глянуть на рекламные плакаты. А вот зайти и добиться какой-нибудь информации — нет, на это она не решалась. Она боялась, что там, внутри, у нее спросят фамилию и адрес; а в ней еще жил страх беженца перед всякой властью, и она по-прежнему верила, что власть имущие неким загадочным образом связаны друг с другом. Она не сомневалась: если оставит свои данные в Австралийском центре, то Миша Фокс узнает об этом к концу того же дня.

И все же Нина понимала — для осуществления плана ей необходимо доверенное лицо, помощник, некто, желательно из англичан, к кому она могла бы обращаться за советом, кто мог бы добывать для нее нужные сведения, разузнавать, а если потребуется, то и снабдить рекомендациями; и она знала, что на свете есть только один человек, которому можно все это доверить, — Роза Кип. Нина познакомилась с Розой вскоре после переезда в Челси. Она спрашивала себя, известно ли Розе о слухах относительно ее зависимости от Миши… не исключено, что известно. Нина знала, как знали все, но в совершенно общих, как и все, чертах, что Роза в прошлом была связана с Мишей — и под влиянием этой подробности Нинино уважение к Розе еще больше усилилось: ведь она была из тех, кто находился под властью колдовства Миши и все-таки сумел освободиться, даже без бегства в дальние страны. Резкость и шероховатость Розиного характера вызывали у Нины чувство робкого почтения, а ее благородство — робкую влюбленность; но Роза, для которой Нина была скорее персонажем вто-ростепеннейшим, не подавала никаких знаков, что отплатит той же монетой.

Хотя Нине и не удалось по-настоящему подружиться с Розой, тем не менее эта англичанка прочно поселилась в ее мыслях; и к настоящему времени Роза успела превратиться в воображении портнихи в некоего ангела, добродетельную силу, одним словом, в единственную надежду. Мысль обо всем рассказать Розе посетила Нину гораздо раньше, еще до возникновения планов об Австралии; но страх, и перед Мишей,