приветствие и вручил бокал вина. Девушка направилась к Рейнбери, который незаметно отошел от Розенкранца. Гильденстерн по-прежнему беседовал с мисс Кейсмент, но теперь она встревоженно поглядывала на Рейнбери и Анетту и отвечала наверняка невпопад. Рейнбери снова повернулся и быстро направился в сторону аквариума; Анетта последовала за ним, как утенок, готовый послушно идти за первым встречным.
С того дня, когда Анетта посетила его дом, Рейнбери больше не встречал ее. И вот она снова предстала перед ним. На девушке было темно-зеленое, длиной на три четверти выше щиколоток, вечернее платье, чрезвычайно
— Ну как, Анетта? — спросил Рейнбери с интонацией патриархального отца, заставшего свое одиннадцатое дитя за какой-нибудь невинной забавой.
Анетта встревоженно посмотрела на него.
— Где Миша? — задала вопрос она.
— Не знаю. Еще не появлялся.
Анетта рассматривала рыб, а Рейнбери рассматривал Анетту.
— Вы знаете что-нибудь о рыбах? — чуть погодя промолвила Анетта.
— Нет, — ответил Рейнбери. — А ты знаешь?
— Нет, — сказала Анетта.
И оба замолчали.
Рейнбери быстро проглотил вино, и кто-то вновь наполнил его бокал. Прибыло еще несколько гостей, среди которых Рейнбери узнал знаменитого композитора и двух шишек с Флит-стрит.
— Кто эта девушка, которая так пристально на нас смотрит? — поинтересовалась Анетта.
— Мисс Кейсмент, — отозвался Рейнбери. — Она служит в моей организации.
— О, — произнесла Анетта. — Она дружит с Мишей?
— Нет, — ответил Рейнбери. Ему не хотелось развивать эту тему, и поэтому снова повисло молчание. Но он ощущал глубокую, беспокойную потребность общаться с Анеттой. Ему захотелось сказать ей нечто такое… мудрое и утешительное, что целебным бальзамом легло бы на раны и пробудило бы в сердце этого ребенка симпатию к нему. И он начал искать эти слова.
— Анетта, — наконец решился заговорить он, — чем человек старше, тем яснее он осознает, что в жизни присутствует великое множество случайностей. Вот почему есть столько способов ранить и огорчать других людей, которым мы желаем только добра. Поэтому для нас, такими как мы есть, выдержка и терпение являются не заслугой, а необходимостью.
— Если стану терпеливой, значит, умерла, — произнесла Анетта.
Этот быстрый ответ удивил и обрадовал Рейнбери, он уже стал обдумывать свою реплику, но тут в дверях поднялась суета. Анетта и Рейнбери оглянулись. В зал вошел Миша Фокс, а с ним Питер Сейуард. Миша держал Питера за руку. Заметив это, Рейнбери почувствовал острый укол ревности. Словно невидимая волна прошла по залу, заставив всех повернуться в сторону двери. На секунду все замолкли. Краем глаза Рейнбери заметил, что Анетта стоит вытянувшись, ухватившись за складку гобелена. Мисс Кейсмент — она, несомненно, узнала Мишу, потому что и прежде видела его фото в газетах, — сделалась просто малиновой от волнения, к изумлению Рейнбери, который впервые увидел, как она краснеет.
Розенкранц и Гильденстерн с радостными криками устремились к Мише, обращаясь к нему по-немецки. Миша ответил им на английском языке и представил Питера Сейуарда. Сейуарда, отметил Джон, Миша выдавал за некую знаменитость. Розенкранц и Гильденстерн уловили это и всячески старались показать историку свое почтение. Рейнбери почувствовал крайнее раздражение. Он понимал: именно сейчас надо подойти и представить мисс Кейсмент; но в то же время думал:
Рейнбери увидел, как Миша, оставив Питера Сейуарда возле австро-венгров, направился к мисс Кейсмент. Пожимая ей руку, он с изяществом светского человека увлекал ее за собой и при этом говорил: «Кого я вижу! Агнес Кейсмент! Я так рад, что вы пришли!»
«Черт побери! — подумал Рейнбери. — Он даже имя ее знает!»
Миша представил мисс Кейсмент Питеру Сейуарду. Потом обернулся и окинул взглядом зал. Рейнбери не сдвинулся с места. Через минуту-другую Миша неспешной походкой пошел в глубь зала, к камину, по пути заговаривая с гостями. Он был в вельветовой домашней куртке, во всем его облике не чувствовалось ни малейшей скованности. Рейнбери хотел понаблюдать, как Кальвин встретится со своим хозяином, но тот куда-то исчез. Должно быть, там, в глубине зала, за гобеленом находилась еще одна дверь, через которую Кальвин и выскользнул.
Миша подошел к Рейнбери.
— Джон! — воскликнул он. — Здравствуй! Его глаза светились радостью.
Рейнбери подавил в себе стремление подняться на ноги.
— Миша, — произнес он. — Ах ты, старый плут!
Миша сел на пол. Рейнбери отметил, с какой грацией он это сделал, какие гибкие у него ступни и лодыжки. Ступни, обычно такие тяжелые и неловкие у людей, совершенно непохожие на изящно изгибающиеся члены животных, у Миши словно позабыли о скованности. Рейнбери, человек подвижный, но даже в молодости отличавшийся скорее крепостью, чем гибкостью, с завистью наблюдал, как Миша сидит, наподобие восточных звездочетов, подвернув под себя ноги и подняв ступни.
Анетта по-прежнему стояла вблизи них, держась за гобелен и не сводя глаз с Миши. Тот повернул к ней голову. «Анетта, иди сюда», — позвал ее, словно ребенка. И протянул руку.
Девушка сделала шажок вперед, осторожно, будто боялась, что пол может провалиться. Подала Мише руку, и он потянул ее вниз. Теперь они сидели вместе у ног Рейнбери.
— Вы уже встречались, я полагаю? — спросил Миша. Глаза у него были широко распахнуты и безмятежны, как у счастливого животного.
— Надо полагать, — проговорил Рейнбери.
— Мне нравится, когда мои друзья знакомы друг с другом, — сказал Миша. — Напомни-ка мне, Анетта, когда твоя мать приезжает в Англию?
— Летом, — невнятно ответила Анетта. Робея под Мишиным взглядом, она упорно смотрела в пол. А он, взяв ее за подбородок, приподнял ей голову; и она посмотрела на него с такой нескрываемой страстью, что Рейнбери не выдержал и отвернулся, смущенный и изумленный.
— Анетта похожа на Марсию. Тебе не кажется, Джон? — обратился к нему Миша.
— Я никогда не встречал Марсию, — угрюмо заметил Рейнбери.
Анетта перестала чувствовать себя скованной. Она допила второй бокал. «Что это за волшебный напиток?» — спросила она.
— Извини, я должен отвлечься на минуточку, — сказал Миша. Он смотрел на двери, когда в зал вошли Хантер и Роза. Миша медленно поднялся.
Хантер прошел дальше. Очевидно, ему было не по себе, наверное, он не очень хорошо видел в этом приглушенном свете, сменившем яркое освещение предыдущих комнат, и к тому же сигаретный дым успел изрядно затемнить воздух. Заметив Питера Сейуарда, он с каким-то отчаянием пожал ему руку. Питер тепло поприветствовал его и представил другим гостям. Между тем Роза осталась у дверей и взглядом искала Мишу. Увидев, продолжала стоять, пристально глядя на него. Миша направился к ней, и Розе показалось, что прошла бездна времени, прежде чем он оказался рядом и поцеловал ей руку. Не сказав ни слова, Роза пошла по залу туда, в глубину, где не было ни одного человека. Миша последовал за ней, и спустя мгновение они о чем-то заговорили друг с другом. Несомненно, оба были чрезвычайно взволнованны. Рейнбери наблюдал за ними, невообразимо далекими и недосягаемыми. Он взглянул на Анетту и снова отвернулся.
Тем временем гости все прибывали. Зал был переполнен. Розенкранц и какая-то скучная дама, кажется, его жена, не давали покоя Анетте, выпытывая новости о ее матери. Рейнбери в очередной раз выпил. Он чувствовал себя все спокойней, все раскованней. И боль в поврежденной руке постепенно куда- то уходила. Не смолкал оглушительный гул голосов. В просвете между толпящимися он видел — гобелен в
