и я задом полетел вниз, выше колен увяз в тине и выпустил из рук пиджак.
— Ничего не выходит, — сказала Кипи. — Я погружаюсь все глубже и глубже. — Она изо всех сил старалась говорить ровным голосом.
— Я не могу добраться до вас. Если я тоже завязну, я ведь не смогу вас вытащить. Вот принесут веревку…
— Я не смогу держаться за веревку, у меня слишком замерзли руки. Зря я сняла пальто…
— Кто-нибудь тут появится.
— Я сейчас умру от холода.
— Бросить вам назад пальто?
— Я не смогу его надеть.
— Мужайтесь, Китти, дорогая, мужайтесь.
— Виновата во всем только я сама…
— Что могло стрястись с Ганнером… О Господи, если бы я только мог придумать, что
— Вода совсем рядом, — сказала она.
Я немного развернулся. Теперь я видел, что она сидит — даже почти лежит в тине, так близко от меня — всего в нескольких футах — и, все же, абсолютно недостижимая. Я понял, что она погружается все глубже и глубже. Она погрузилась в цепкую бездонную грязь одной ногой по колено, другой — по самое бедро, и рука, которую она протянула было, пытаясь удержать равновесие, тоже ушла в тину. Стоит ей попытаться что-нибудь сделать — и она перевернется на спину. Теперь я увидел, что она в тускло- коричневом платье с каким-то украшением, поблескивавшим на шее, и на секунду увидел ее лицо. Она плакала. Мое лицо конвульсивно сжалось, и тяжкий вздох вырвался из груди — я понимал всю страшную, идиотскую безнадежность ситуации. Я уже решил, что, если Китти потеряет голову и начнет барахтаться или совсем погружаться в тину, я кинусь к ней. Но пока, пожалуй, куда целесообразнее было наблюдать за ней, говорить с ней.
— Если бы я только могла добраться до воды, я бы поплыла.
— Китти, в реке вы погибнете.
— Я хорошо плаваю.
— Слишком холодно. Подождите. С вами все в порядке. Ждите. И ради всего святого
— Не могу я ждать, — сказала Китти срывающимся голосом, — я чувствую, как падаю назад. Грязь дошла уже мне до плеча, я сейчас все же попытаюсь добраться до реки.
— Не смейте, не смейте, вы сделаете только хуже! — Я снова рванулся к ней в отчаянной попытке как-то перебросить мостик через роковое пространство между ее рукой и моей. И снова тина приняла меня, засосав мою ногу сначала до колена, потом почти до бедра, и мне снова пришлось отступить, до боли вцепившись в балку, крепко вжав одно колено в дерево, — только так мне удалось вытащить плененную ногу.
В эту минуту с чувством величайшего облегчения я услышал грохот шагов над головой. Настил затрясся, задрожал, и я увидел, как кто-то начинает спускаться чуть дальше меня, почти в конце причала. Я видел массивный силуэт, почувствовал тяжесть повисшего тела. Это был Ганнер.
— Китти, — произнес голос Ганнера. — Держись, они сейчас явятся.
Я только хотел окликнуть Ганнера, когда раздался скользящий, царапающий звук и затем громкий густой всплеск. Ганнер упал.
Он упал между мной и краем воды, и я тотчас увидел, что он, как и Китти, сразу погрузился почти по бедра в тину и тут же повалился на бок в сторону от причала. Я слышал, как он отчаянно барахтается, пытаясь встать.
— Ганнер, не надо так, подождите, подождите. — Я по-обезьяньи стал пробираться к нему. Я плохо видел его, но я почти сразу до него дотянулся, дотронулся, ухватился за его пальто. Я нащупал его плечо, потом локоть, потом его рука ухватилась за мою. — Стойте спокойно. Держитесь за меня. — На минуту он всем своим весом повис на моей руке и плече. У меня дух перехватило от боли. Я услышал наверху шаги и оклики. Потом я передвинул руку Ганнера на самую нижнюю балку, и теперь он лежал рядом со мной, держась за балку уже обеими руками, точно загарпуненный кит. А я в этот момент вдруг увидел, хоть и в тумане, но достаточно четко, Китти, барахтавшуюся почти у края темной, стремительно текущей воды. Мне показалось, что она по самую шею ушла в тину — только голова ее торчала над взбаламученной тиной. Я закричал и предоставил Ганнера его судьбе, выпустил из рук балку и кинулся к ней. Я увидел, как она перевернулась — теперь все тело ее было в тине; казалось, она сейчас погрузится в воронку, созданную ее барахтанием. А затем я услышал, как она вскрикнула при этом, — в последнем паническом броске она вырвалась в воду. И через секунду исчезла. Она добралась до реки, и река унесла ее.
Теперь уже сам без опоры, я очутился в тине и почувствовал, что падаю вперед. Одна нога застряла, точно там, в глубине, некий злодей держал ее и тянул вниз. Я пнул злодея в морду, я сделал рывок к воде, пытаясь соскользнуть в нее. Руку мою схватил другой злодей. Тина коснулась моей щеки, рта. И тут другой протянутой рукой я почувствовал иной холод — такого я никогда еще не чувствовал и даже не представлял себе, — холоднее самого холода. Я закричал. Я очутился в реке.
Теперь, когда в этой страшной кромешной тьме Темза понесла меня вперед, сжимая своим ледяным холодом, словно выдавливая из моего тела остатки тепла,
Было это потом, потом, потом. Давно прекратился счет дней. Я вставлял ключ в дверь квартиры Клиффорда Ларра на Лексэм-гарденс.
Китти не потонула. Вода не попала ей в легкие. Когда ее вытащили из реки, она была еще жива. Умерла она от долгого пребывания на холоде. Бедное тело ее замерзло, кровь застыла и не желала больше бежать по жилам. Она умерла в больнице.
Я находился в воде недолго. Я забыл тогда о Китти, забыл обо всем — мною владела лишь одна всепоглощающая мысль — не умереть, выбраться из этого холодного ада, прежде чем он убьет меня. Течение было быстрое и сильное. Берега — покатые и скользкие. Передо мной вдруг появилась большая черная цепь, и я ухватился за нее. Пришвартованная баржа с болтавшимся в воде канатом позволила мне выбраться из тины на каменистый берег. Я на четвереньках вскарабкался по каким-то ступеням и, плюхнувшись на мостовую, прислонился спиной к парапету. Поисковая партия, окликавшая Китти., прошла мимо меня. Громкие окрики, полицейский катер с прожектором, суетящиеся люди: «Из реки вытащили женщину». — «Она жива?» — «Да». После этого я ушел домой. Пешком. Никто в тот темный вечер не заметил меня. Я услышал обо всем на другой день от мистера Пеллоу, увидевшего в газете сообщение, в котором фигурировало название моего учреждения и фотография Китти, а также Ганнера.
Я распахнул дверь квартиры Клиффорда. Был вечер, но не понедельник. Я звонил ему домой и на службу, и нигде никто не отвечал. А мне хотелось видеть его. В этот момент он был единственным человеком на свете, которого мне хотелось видеть. Повинуясь внезапному импульсу, настоятельной потребности, я явился на Лексэм-гарденс и с чувством облегчения увидел, что в гостиной горит свет.
В кухне что-то слабо позвякивало. Вообще квартира выглядела как-то странно. Я только хотел было окликнуть Клиффорда, когда, заглянув в гостиную, увидел, что индийские миниатюры исчезли со стен. Вместо них остались невыцветшие квадраты обоев. Затем взгляд мой упал на столик в холле, где стояла большая китайская чаша, в которой сейчас лежали всякие странные мелочи. И среди них я увидел то, от чего у меня захолонуло сердце еще прежде, чем я понял все значение увиденного. Среди всех этих разнообразных предметов — спичечных коробок, писем, ключей — лежала цепочка с кольцом, которую Клиффорд всегда носил на шее.
Должно быть, тут я издал какой-то звук. Круглолицый, лысый незнакомый мне человек выглянул из кухни и уставился на меня в хмуром удивлении.
— Извините, — сказал я. — Я ищу Клиффорда.