скорость, еще надеясь на восстановление того магнетического сигнала, и побрел по улице, которая не навевала никаких воспоминаний, мимо изгородей, закрывавших садики перед большими домами. Проходя мимо одной изгороди, Анакс получил безошибочное сообщение в виде запаха пищи. Железная калитка была открыта. Он вошел. Добрался до источника запаха. Возле боковой двери дома стояла миска, полная кусочков мяса и печенья, причем поставили ее совсем недавно (поскольку еда еще не остыла). Мясо выглядело крайне аппетитно. Анакс сел перед миской и слегка подвинул ее носом. После пары кусков и глотков этой восхитительной пищи его трапезу прервали пронзительный вопль и сильно нелюбимый им запах. Он поднял голову и увидел в двух шагах от себя большого черно-белого кота, очевидно, законного собственника этой миски со всем ее содержимым. К кошкам Анакс относился весьма сдержанно. Хозяин приучил его не гонять их. (А вот за белками ему разрешалось гоняться, но, конечно, не хватать их.) Однако к благоприобретенной сдержанности примешивались инстинктивная вражда, неприязнь, презрение, а также и страх. Этот кот относился к представителям чуждой, враждебной, достойной сожаления и опасной породы. Изданный котом звук не имел ничего общего ни с шипением, ни с мяуканьем, это был истошный вопль чистой ненависти. Глянув на кота, Анакс попятился и зарычал, но тихо, не со свирепой угрозой, а скорее со строгим предостережением. Кот последовал за ним. Его большие светящиеся зеленые глаза, прорезанные ужасными черными зрачками, гипнотически уставились на Анакса, кот величественно выступал вперед на своих больших белых лапах с явно агрессивными намерениями. Анакс не спешил разворачиваться, почувствовав готовность противника к прыжку и представив, как кот опускается на его спину. Он продолжал пятиться, рыча и следя за блестящими зелеными глазами. И тут кот прыгнул. Видя, как все четыре лапы животного отделились от земли и оно, взлетев, казалось, на мгновение зависло в воздухе, Анакс застыл на мгновение, бросив взгляд в открытую пасть с белыми зубами и красным языком, и с омерзением почувствовал его зловонное дыхание. Но уже в следующий момент Анакс отпрыгнул в сторону и метнулся к открытой калитке. Кошачьи когти задели длинную шерсть его хвоста. Вылетев на улицу, пес понесся изо всех сил по тротуару. Его никто не преследовал, лишь откуда-то сверху доносились отдаленные и насмешливые крики птиц.
Тем временем Клемент миновал Марбл-Арч, постоял в уличной пробке на Оксфорд-стрит и свернул на Глостер-плейс. Он уже изрядно устал от этого бессмысленного и скучного задания, хотя продолжал рассеянно поглядывать по сторонам, следуя по порученному ему «маршруту поисков». Мысли его постоянно крутились вокруг его нового ужасного положения, наделанных ошибок и совершенных грехов. Когда Лукас сунул ему ту биту, велев уходить и хранить молчание, Клемент просто подчинился старшему брату. Тогда его не смутило ни то, что он мог стать очень ценным свидетелем, ни то, что его молчание могло дискредитировать невинного человека. Когда жертва «умерла», Клемент испытал смутную жалость и значительное облегчение. Все они держались в стороне от процесса Лукаса, никому не хотелось смущать его, играя роль любопытных зрителей, и они предпочли ни о чем не думать, надеясь, что после окончания разбирательства Лукас прояснит им все сомнительные моменты сей деликатной истории. На период исчезновения Лукаса Клемент будто бы забыл о том ужасном происшествии. Его вполне устроило молчаливое понимание друзей, и все его тревоги в основном связывались с местонахождением Лукаса, его благополучием и даже с его возможным самоубийством. Клемент скучал по Лукасу, нуждался в нем, продолжая считать его неизменно добрым старшим братом, заменившим младшему заботливого отца.
«Неужели я рехнулся, — размышлял Клемент, — неужели не сознавал, что он хотел убить меня? Я думал о чем угодно, отметая этот ужасный факт, избегая его понимания, превращая его в иллюзию, в ничтожный пустяк. Так или иначе, но он не убил меня, и если бы бедный Питер Мир не бросился спасать меня, то, возможно, Лукас мог бы передумать в последний момент. Вполне вероятно, что он не ударил бы меня, вдруг почувствовав невозможность такого поступка. А теперь ситуация еще больше запуталась, Мир получил дополнительный повод для ненависти к Лукасу, очередной повод требовать сурового возмездия. Лукас не только нанес увечье Миру, разрушив, как Мир заявил, его жизнь, но и попытался совершить убийство, что доказывает его злонамеренность и сводит на нет оправдывающие ложные показания о несчастном случае. Положение Лукаса туманно, зловеще и запятнано кровью, он предстает как злодей и преступник. Что ж, он действительно имел преступные намерения, вероятно, его следовало бы наказать! Но какова же моя роль во всей этой истории и что будет, если Мир теперь расскажет обо всем полиции и прессе и они начнут задавать мне вопросы? Я буду фигурировать как соучастник своего собственного убийства! Или, скорее… соучастник убийства Лукаса. Если Мир разоблачит Лукаса, то меня тоже ждет обвинение, мне придется давать показания, Лукаса посадят в тюрьму и, возможно, меня тоже. Если же Мир решит разобраться с ним неофициально с помощью наемных убийц, то я могу оказаться виновным в смерти Лукаса, если никому не скажу об угрожающей ему опасности».
Эти мучительные мысли терзали душу Клемента подобно острым стрелам, пока в медленном потоке вечерних машин он пересекал Глостер-плейс. Попытавшись сосредоточиться на порученном ему Луизой поиске Мой и Анакса, он сказал себе, что, вероятно, сейчас оба они благополучно вернулись домой. Клемент уже планировал позвонить в Клифтон из ближайшей телефонной будки… как вдруг, резко дав по тормозам, свернул в сторону и въехал передними колесами на тротуар. Он Увидел Мой. Или ему привиделось? Возможно, Мой промелькнула лишь в его воображении? Клемент выскочил из машины и начал метаться по улице, наталкиваясь на прохожих. Неужели он действительно видел маленькую Мой в свитере и брюках? Неужели это она медленно брела по тротуару? Да, точно, это Мой, она заметила его, она бежит к нему. И вот уже он нагнулся и, раскинув руки, обнял и прижал к себе влетевшую в его объятия девочку.
— Ох, Мой, слава богу!
— Ты нашел Анакса?
— Нет, но Сефтон и Алеф тоже ищут его. Какое чудо, что я заметил тебя, какая радость! Я искал тебя, чтобы отвезти домой. Мы все чертовски беспокоились. Анакс, вероятно, уже вернулся к вам домой, он не мог далеко убежать. Поехали скорей. Почему ты без куртки? Давай поедем домой.
— Нет-нет, я должна идти, я прогуляюсь, а ты поезжай на машине. Он должен был вернуться к тому дому, где раньше жил Беллами… А ты поезжай дальше, пожалуйста, поезжай на машине.
— Ну уж нет, после нашей чудесной встречи одну я тебя никуда не отпущу! Не спорь со мной, будь послушной девочкой. Хорошо, если ты хочешь, мы съездим к дому Беллами. О боги, такая холодина, а у тебя нет даже куртки!
С протестующим ворчанием Мой забралась в машину, и Клемент поехал дальше в медленной процессии вечернего транспорта. Мой сидела рядом с ним, стуча зубами от холода. Коснувшись ее пальцев своей теплой рукой, он накрыл ладонью руку Мой. Она была холодной.
— Ты же замерзла, как ледышка! Ничего, скоро отогреешься, сейчас я включу отопление. Бедняжка Мой, мне уже рассказали, как ты подралась с лебедем, а теперь еще новые неприятности!
— Это я виновата, мне следовало закрыть дверь, мы никогда теперь не найдем Анакса. Он убежал. Возможно, он уже мертв. Ох, ну почему же я…
— Не переживай, с ним все будет в порядке, мы найдем его, он вернется…
Мой крепко ухватилась за руку Клемента, подняла ее и прижала к своей холодной щеке. Похоже, она поцеловала ее.
— Ох, Клемент… — сказала она, едва не плача.
— Ну, ну, Мой, успокойся, — Он мягко высвободил руку и погладил девочку по плечу, — Не жди от меня слишком многого. Ты знаешь, я очень люблю тебя. Но мы явно не пара, ты так юна, а я уже на пороге старости! Не трать на меня понапрасну свою любовь. Это же иллюзия, понимаешь, своеобразная детская мечта! Ты найдешь настоящую любовь позже, когда подрастешь, я уверен, ты встретишь много достойных молодых людей…
Произнеся этот глупый и бестактный монолог, Клемент тут же горько пожалел о сказанном. И зачем только Луиза надоумила его прочесть девушке такое дурацкое нравоучение, ведь в подростковом преклонении перед героями нет никакого вреда! Он услышал, как Мой затаила дыхание, она отстранилась от него и привалилась плечом к дверце машины. На мгновение Клемент представил, как она распахивает дверцу и выпрыгивает. Он подыскивал какие-то мягкие утешительные слова. Луиза попросила его попытаться охладить детскую страсть, и вот он опять все испортил и наверняка причинил боль, ведь даже если Мой кажется, что она любит его, то он должен быть только признателен! Услышав тихий всхлип, Клемент понял, что она плачет.
