— Да уж, черт побери этого пса!
— Псу удалось помешать нашим планам.
— И ввести Мира в семейный круг! Да!
— У этого парня какие-то сверхъестественные способности.
— Он же побывал на том свете.
— И почему только он там не остался!
— Может, он все еще там. Мой заявила, что он показался ей мертвецом. Но это было до того…
— Вот именно, до того… Какую кашу ты там заварил?
— Почему ты сам не явился? Мир вдруг спросил меня, находился ли я там в ту ночь. Не мог же я ответить утвердительно, это был бы конец, я бы не смог призвать их всех дать торжественное обещание о сохранении тайны, кроме того…
— Но ты соврал уже после того, как он заявил, что он спас твою жизнь.
— Да, да, а затеяла весь разговор Тесса Миллен, спросив, не пытался ли он стащить твой бумажник. О боже, и кто только тянул ее за язык!
— Ладно, ладно, ты ни в чем не признался. Мне все-таки следовало проинструктировать тебя. Но я подумал, что если скажу тебе, что не приду, то ты отменишь встречу. Я полагался на твою сообразительность и здравый смысл. Тебе не следовало предоставлять ему возможности высказаться, нельзя было допускать возникновения такой ситуации. Тебе следовало заранее договориться обо всем с Луизой.
— Но мы ждали тебя!
— Понятно, но потом ты узнал, что я не приду…
— Ты имеешь в виду, что мне следовало рассказать ей?
— Нет, идиот… Тебе следовало предупредить ее о том, что он бедный и разнесчастный, что, вероятно, будет путаться и терзаться, что не сможет задержаться надолго и что они не должны рассчитывать на связный разговор, и так далее… Очередной ошибкой было устраивать из этого знакомства целый прием. В конце концов, он сам сыграл нам на руку, сказав, что не может вспомнить многих важных вещей. Наша компания могла бы проглотить все за милую душу.
— Она и проглотила, только…
— Вот именно — только! Надо было только представить всех и сразу начать какой-нибудь общий разговор. Тебе следовало продолжать развлекать всех, предложить ему поближе познакомиться с дамами, которые так любезно пригласили его, и тогда все прошло бы просто отлично. Чего ради все вы там чинно расселись? Это с самого начала напоминало зал какого-то суда. Следовало организовать свободное, непринужденное общение, дать ему возможность поболтать с девочками, ведь как раз этого ему и хотелось! А вместо этого вы расселись там, как молчаливые зрители, и позволили ему завладеть ситуацией.
— Ну да, верно, все верно!
— К сожалению, поспешность сыграла против нас. Все было бы отлично, если бы пес Беллами удрал до того приема.
— Но почему ты не пришел?
— Не хотел видеть его, — сказал Лукас, — Я ненавижу его, от одной мысли о нем мне делается тошно.
— Ты боишься его.
— Я решил, что мое присутствие может привести его в ярость. Подумал, что лучше предоставить тебе довести дело до конца. Ох, как же все запуталось… Ты и представить не можешь, до какой степени невыносима мне такая ситуация, эта пошлость, китч, вся эта ложь, да и вся наша милая компания. Как же все это мешает моей работе…
— Но, мой милый Лук, разве не помешало бы твоей работе задуманное тобой убийство?
Этот разговор происходил на следующий день. С утра пораньше Клемент прибыл к родительскому дому, и Лукас милостиво открыл ему дверь. Клемент уже успел рассказать практически во всех подробностях две истории: о плачевно закончившемся вечере «знакомства» и о драматичном эпизоде с потерявшейся собакой, с его чудесным завершением, благодаря которому Питера приняли в семейный круг с распростертыми объятиями и даже пригласили на день рождения.
Сцепив руки за головой, Лукас сидел за своим массивным столом, откинувшись на спинку стула и покачиваясь на его задних ножках. Клемент сидел сбоку и, подавшись вперед и опираясь на край стола, скреб ногтем потертую зеленую кожу столешницы, заляпанную чернильными пятнами.
За окнами хмуро серело низкое небо. Сеял мелкий затяжной дождь, иногда, при слабых порывах ветра, заливавший стекла балконных дверей с тихим шелестом, подобно волнам прилива. Слегка колыхались длинные и плотные шторы из тяжелого коричневого бархата. В комнате было холодно, освещалась она только нижними лампами, над ними балдахином нависала темнота. Клемент замерз, он добежал до машины с непокрытой головой, и его волосы намокли. Лукас утеплился, надев дорогой закрытый свитер с яркими узорами, много лет назад подаренный ему Клементом. В этом свитере Лукас выглядел моложе и весьма загадочно, напоминая актера, искусно изменившего свой естественный облик.
Лукас глянул на брата и слабо улыбнулся:
— Мой милый Клемент, мы не знаем, что могло бы произойти. Кто может сказать, каковы были мои намерения? Признаюсь, мне трудно описать со всей определенностью то настроение, в котором я пребывал тем летним вечером. Но общие предпосылки сложились в очень далекие времена. Мне всегда хотелось убить тебя. Вся моя жизнь была подготовкой к этому событию. Ревность и ненависть составляют мои самые ранние воспоминания. Мысленно я убивал тебя каждый день. Пожалуйста, не царапай стол.
— Мне ужасно жаль, — сказал Клемент, — но это не моя вина.
— Нет, твоя. И не просто потому, что тебе отдали предпочтение. А потому, что ты стал моим мучителем.
— Лук, не терзай мне душу, я же был ребенком.
— Ты был жестоким ребенком. Есть вещи, которые невозможно забыть или простить.
— Удивительно, как это ты не убил меня раньше или заодно с Миром! Но как же ты можешь говорить, что не знаешь, каковы были твои намерения.
— Вероятно, я имею в виду лишь то, что вдруг осознал, что больше не хочу твоей смерти. Во мне самом что-то умерло.
— Твоя ненависть умерла, когда ты ударил его, так что он действительно отдал свою жизнь за меня.
— Не будь таким сентиментальным. Это уж совсем невыносимо. Что же я хотел сказать? Ты мог бы тогда никуда не уходить. Это могла быть просто шутка, розыгрыш, попытка напугать тебя… или своеобразная детская забава, или… ха-ха… садомазохистская любовная сцена! Возможно, нам следовало с самого начала использовать такой вариант!
— Для полиции?
— Ты, давая показания, мог бы сказать, что мы разыгрывали эпизод своеобразной семейной забавы!
— Верно. Со стороны твои действия явно выдавали намерение убийства, но мы же не знали, что за нами кто-то наблюдает.
— Нам не хватило находчивости, жаль, что мы сразу не придумали такую убедительную версию, нам не хватило воображения. Но тут уж ничего не поделаешь. И теперь он хочет наказать меня, не только за его, но и за твое убийство!
— Но ты же не убил никого из нас!
— Он говорит, что я загубил его жизнь. И могу еще погубить твою.
— Лук, я тоже подумал об этом.
Лукас снял свои узкие очки без оправы. Он взглянул на Клемента щелочками темных глаз, втянул узкие губы и бледной миниатюрной рукой зачесал назад маслянисто-черные волосы.
— Ты тратишь мое время, — напомнил он, — Ты пришел, чтобы спросить о чем-то. О чем? Постарайся быть кратким.
— Я пришел рассказать о том, что произошло, и спросить, что мы будем делать дальше!
— Я не знаю. А почему, собственно, нам надо что-то делать? Пусть он предпринимает новые
