— А где ты живешь?
— У меня что-то вроде однокомнатной квартирки, в Чизуике, и обходится дешево.
— Извини, что так подробно расспрашиваю, — сказала Гертруда, — просто, уж если я собираюсь помочь тебе, то должна понять ситуацию, должна все видеть.
Перспектива столь безжалостного, беспристрастного разбора привела Тима в полное смятение. Не захочет ли Гертруда увидеть его жилище, взглянуть на картины? Ох, зачем, зачем, зачем он пришел!
— Подобные вопросы, — сказала Гертруда, — задал бы и Гай.
Справедливость ее замечания тронула Тима. Он возвратил фарфорового флейтиста на место. Поднял глаза от изящной, в коричневом чулке ноги Гертруды и встретился с устремленным на него озабоченным взглядом.
— Гай был безгранично добр ко мне. И мне очень его не хватает. Простите…
Он подумал, не стоит ли ему теперь признаться, что Гай одалживал ему деньги, но решил умолчать об этом.
— Я собиралась позже написать тебе, узнать, как твои дела, — сказала Гертруда.
Легкий стук, с которым она поставила скрипача на каминную полку, прозвучал как упрек. Во время своих расспросов она была решительной, деловой. Теперь она снова была в замешательстве, а может, и раздражена.
— Сожалею, что не дождался письма, — сказал Тим.
Это прозвучало грубо.
— Не могу понять, почему Гай не купил ни одной твоей картины?
Гай, конечно, купил одну, но явно так и не показал ее Гертруде.
— Наверное… они недостаточно хороши…
— Ты где-то показывал их, на каких-то выставках?
— Какое там, нет!
— Извини, — сказала Гертруда, — могло показаться, будто я хочу сказать, что купить твою картину было бы все равно что оказать тебе милость, я вовсе не имела это в виду.
Разговор становится ужасным, думал Тим, того и гляди появится кошмарная Анна Кевидж и увидит, как я снова клянчу. Надо убираться.
— Простите, что побеспокоил вас. Даже просто высказать, что тебя гнетет, способно принести облегчение. Мы поговорили, и одно это помогло. Больше того, теперь я вижу, что могу прекрасно справиться. Всего-то и надо протянуть до сентября. Я лишь хотел повидать вас, правда, зайти поздороваться. Думал, приятно будет… снова увидеть вас… эту комнату. Я так много думал о Гае… о том, как это тяжело… вы понимаете… просто хотелось навестить вас. Извините, что наболтал тут всякого о своих пустячных неприятностях. В любом случае теперь их как ветром сдуло. Спасибо за шерри… ого, сколько времени… мне пора…
— Тим, пожалуйста, прекрати действовать мне на нервы, — сказала Гертруда. — Садись вот здесь, а я налью тебе еще.
Тим покорно двинулся к мягкому креслу с прямой спинкой.
— Я просто хочу подумать.
Тим понял, что она пытается представить, как Гай поступил бы на ее месте. Он не ошибся.
Гертруда налила ему шерри в один из хрустальных бокалов, которые вызвали такое презрение у Дейзи. Он с благодарностью принял его. Первая порция лишь раздразнила аппетит. Гертруда пододвинула другое кресло и села напротив. Это походило скорее на небольшое деловое совещание, чем на дружескую встречу.
— Я могла бы дать тебе сколько-то взаймы, — сказала Гертруда.
— О нет, нет! — смутившись, замахал руками Тим (он уже проглотил свой шерри).
Ему так и слышался голос Дейзи: «Если можно, не позволяй ей называть это займом — вряд ли мы отдадим деньги, не сможем, но, когда это называется долгом, это висит над тобой, ты палец о палец не ударишь, чтобы вернуть его, но все равно будешь мучиться». Тим признал точность ее диагноза. Потом подумал, пусть, пусть это будет называться займом, долгом, только бы это были деньги. Но он уже выкрикнул: «Нет!»
Гертруда тем временем продолжала:
— Но куда лучше будет, если я найду какой-нибудь способ, как тебе зарабатывать деньги. Надо самому зарабатывать на жизнь. Хочешь?.. Я должна помочь тебе…
Не хочу, думал Тим, хочу только деньги! Но ответил с неопределенным энтузиазмом:
— О… да… да!..
— Если бы ты уехал из Лондона, мог бы ты сдать свою квартиру?
— Мою… да… да, мог бы.
Не мог бы, думал Тим, но какое это имеет значение. Гертруда не знает, как от меня избавиться, никаких денег мне от нее не получить, надо просто вежливо убраться из этого дома. И откажись, если она снова предложит выпить, или так и будешь сидеть и ждать, пока еще поднесут.
— Ты не против пожить где-то в другом месте? Ты ведь можешь писать где угодно, я права?
— Разумеется… где угодно…
— Что, если ты поселишься в нашем доме во Франции? — предложила Гертруда.
— Во… где?
— В моем доме во Франции, — поправила себя Гертруда.
Они сидели выпрямившись, глядя друг на друга, с поднятыми бокалами, словно о чем-то спорили.
— Но, — сказал Тим, — я… не понимаю.
— Я подумала, что ты мог бы делать для нас… для меня… какую-то работу… и в то же время писать картины… и, если ты еще сдашь квартиру…
— Все равно ничего не понимаю.
— Видишь ли, у меня есть дом во Франции, скорее летний домик, среди холмов, не совсем в Провансе, но близко. Мы с Гаем купили его сто лет назад, привели в порядок и ездили туда почти каждый год, а иногда сдавали…
Тим слышал что-то неопределенное о «французском доме».
— Ясно.
— Ну, я не думаю, что снова буду ездить туда. Вероятно, продам его. Между прочим, ты говоришь по-французски?
— Конечно, — ответил Тим.
Он едва мог связать два слова по-французски, но мысль его бешено работала.
— Мы… Сейчас, когда начинается туристический сезон, лучше, чтобы в доме кто-нибудь был, вроде сторожа. А если надумаю продать дом, неплохо было бы позаботиться, чтобы все там было в порядке: электричество, водопровод, что-то там с крышей или с окном, уж не помню. Если ты просто поторопишь строителей и… Тебе это не трудно? Ты там будешь совершенно один, или ты не любишь одиночество?
— Я обожаю одиночество, — сказал Тим.
Собрав волю в кулак, он посмотрел Гертруде в глаза.
— Ты мог бы остаться там на какое-то время, сколько захочешь. Просто жить в доме, разобраться, что там работает, что нет. Электричество там есть, вода тоже, вот телефона нет, и, боюсь, обстановка очень примитивная. Я расскажу, как поладить с людьми в деревне. Дом стоит в стороне от нее, но есть велосипед. А еще в доме есть запас еды: консервы, спиртное, можешь пользоваться не раздумывая. А в деревенской лавке есть все самое необходимое. Тебе не будет одиноко? Конечно, я буду тебе платить за охрану дома, и ты сможешь заниматься там живописью, так?
— Да… да… да…
— Ты пейзажи пишешь?
— Ну, разумеется… я все пишу.
— Что ж, Тим… ты можешь сделать кое-что, что всегда хотелось Гаю, но что нам почему-то не удалось… Он хотел, чтобы художник написал картину, где был бы этот дом и, ты это поймешь, когда увидишь, окружающие холмы. Как ни печально это теперь, но я очень хотела бы, чтобы ты выполнил мою просьбу. Я куплю все твои картины, связанные с этим местом.
