кажется, не так часто и словно бы механически.
Наконец я ушел от нее. Днем я перестал ее запирать. Она ведь нарочно, упорно пряталась — от Гилберта и, главное, от Титуса. Да и куда она убежит днем
незамеченная? Другое дело — ночные приступы отчаяния. В парадную дверь позвонили. Спустившись в прихожую, я увидел, как дрожит проволока, еще раньше, чем услышал негромкий звонок на кухне. Я подумал: Бен. Спросил себя: один? И чтобы обогнать страх, пошел к двери быстро, без всяких предосторожностей. Я не стал запирать дверь на цепочку, а сразу распахнул ее. Передо мной стоял мой кузен Джеймс.
Джеймс улыбался спокойной, глуповатой, довольной улыбкой, которую он иногда на себя нацеплял. В руке он держал чемодан. На шоссе рядом с «фольксвагеном» Гилберта стоял его «бентли».
— Джеймс! Какими судьбами?
— Ты забыл? Ведь завтра Троица, ты пригласил меня.
— Ты сам себя пригласил. А я забыл, разумеется.
— Если хочешь, могу уйти.
— Да нет, нет, входи… Зайди хоть на минутку.
Меня охватили замешательство, досада, испуг. Появление моего кузена предвещает недоброе. Его присутствие в доме все изменит, вплоть до чайника. Здесь мне с Джеймсом не сладить. При нем я не могу управлять своей жизнью.
Он вошел, поставил чемодан, с интересом огляделся.
— Хорошо стоит твой дом. А эта бухта с шаровидными валунами просто поразительна. Я, конечно, ехал нижней дорогой.
— Конечно.
— А этот громадный утес в море, весь усеянный кайрами… ты понимаешь, о чем я говорю?
— Нет.
— Ты его что, не видел? Ну да ладно. И башня «мартелло» здесь, оказывается, есть. Это тоже твои владения?
— Да.
— Понятно, что это место тебе приглянулось. Дом когда построен?
— Ох, не знаю. В начале века, чуть раньше, чуть позже. О Господи!
— Что с тобой, Чарльз? Ты меня извини, надо было предупредить тебя письмом. Я пробовал позвонить, но у тебя, видимо, нет телефона. Я могу остановиться и не у тебя. Мили за две отсюда я проезжал мимо очень приятного вида гостиницы… Ты здоров, Чарльз?
— Заходи в кухню.
Из-за необычного освещения в кухне было полутемно. Одновременно с нами туда вошли через другую дверь Титус и Гилберт, и позади них мигнула беззвучная летняя зарница.
Пришлось их представить друг другу.
— Знакомьтесь, это мой кузен Джеймс, заглянул ненадолго. Гилберт Опиан. А это мой юный приятель Титус. Больше здесь никого нет, мы перед тобой в полном составе. — Говоря это, я как бы случайно приложил палец к губам, авось заметят.
— Титус, — сказал Джеймс, — значит, ты здесь. Это хорошо.
— Не понимаю, — сказал я Джеймсу. — Ты же его не знаешь.
Я заметил, что Титус уставился на Джеймса, словно узнал знакомого.
— Нет, но ты упомянул о нем в нашем разговоре, неужели не помнишь?
— Ах да. Ну как, Джеймс, выпьешь на дорогу?
— Спасибо. Чего-нибудь. Хоть вот этого белого вина, благо откупорено.
— Мы пьем его с черной смородиной, — сказал Титус.
— Вы его кузен по отцовской или по материнской линии? — поинтересовался Гилберт, он любил ясность в таких вопросах.
— Наши отцы были братьями.
— Чарльз всегда притворяется, что у него нет родных. Такой скрытный.
Любезно вращая глазами, Гилберт налил четыре бокала вина. Он немного похудел, лазая по скалам в своих новеньких спортивных туфлях. Выглядел моложе, держался свободнее. Титус подлил в бокалы сока. Было ясно, что оба они рады новому человеку, непредубежденному, со стороны, с которым можно поговорить, который разрядит атмосферу; рады, возможно, и тому, что мы получили подкрепление.
— Да, дом у тебя очень своеобразный и интересный, — сказал Джеймс.
— Ты не ощущаешь никаких вибраций? Джеймс взглянул на меня:
— Кому он принадлежал?
— Некоей миссис Чорни. Я о ней ничего не знаю.
— Из верхних окон, вероятно, видно море?
— Да, но самый лучший вид открывается со скал. Могу тебе показать, если ты не торопишься. У тебя что на ногах? А то здесь недолго и ногу вывихнуть.
Я хотел поскорее увести Джеймса из дома. Мы вышли на лужайку, и я довел по камням до нагретой солнцем высокой скалы с видом на море. Море успело изменить оттенок — теперь это была бледная дымчатая лазурь, испещренная мельчайшими бликами.
— Такая духота, Джеймс, ты, надеюсь, не против того, чтобы остановиться в этой гостинице, она называется «Ворон», оттуда замечательный вид на бухту, которая тебе так понравилась. А если поедешь нижней дорогой, успеешь наглядеться на чаек, или как их там зовут. Дело в том, что в доме у меня нет ни одной свободной кровати. Все заняты. Титус и так уже спит на полу. — Понимаю, ситуация сложная.
Ничего ты, к счастью, не понимаешь, подумал я. И еще подумал, через две минуты провожу его до машины.
Я посмотрел на моего кузена — при ярком сумрачном свете он, как и все вокруг, был виден до жути отчетливо. Джеймс принес с собой по камням свой бокал и теперь потягивал вино и смотрел на море с видом полного отдохновения и довольства, от которого впору было на стенку лезть. На нем были легкие черные брюки, блекло-розовая рубашка с открытым воротом и белый летний пиджак. Вообще-то он уделял мало времени своему костюму, но ему случалось и пофрантить, на свой лад. Его горбоносое лицо было темным от неистребимой щетины и от странной тени — возможно, от непроницаемых, почти черных глаз, — которая словно всегда его омрачала. Темные волосы, непричесанные, торчали во все стороны.
Мне вдруг подумалось, раз он ушел из армии, зачем ему было ехать ко мне в гости под праздник, когда на дорогах столько машин?
— Ты чем-нибудь занимаешься? — спросил я. — Нашел себе новую работу или как?
— Нет, бездельничаю.
Это было странно. И меня озарило: конечно же, Джеймс вовсе не бросил армию. Он ушел в подполье. Готовится к какой-то сверхсекретной миссии, возможно связанной с возвращением в Тибет. Почему он был так явно раздосадован, когда я увидел в его квартире того восточного человека? Мой кузен стал секретным агентом!
Я уже прикидывал, как бы потактичнее дать ему понять, что догадался, но тут он опять заговорил:
— А как поживает Мэри Хартли Смит?
— Мэри Хартли Смит?
— Ну да, твоя первая любовь. Ты мне сказал, что она живет здесь с мужем. Этот мальчик — ее сын. Я еще спросил тебя, как его зовут. Титус. Ты и это забыл?
Удивительное дело, ведь я и в самом деле начисто забыл, что рассказал Джеймсу эту историю. Почему Джеймс пожелал узнать, как зовут Титуса?
— Я, наверно, с ума сошел, — сказал я. — Ведь и правда забыл. Но теперь вспомнил. Ты дал мне тогда хороший совет.
— Ты ему последовал?
— Да. Ты, конечно, был прав. Я все это навоображал. Потрясение от встречи с ней всколыхнуло всякие воспоминания. Теперь это прошло, и я, конечно, не влюблен в нее, я же не идиот. Да и что она
