России». Тыльной стороной руки Найджел вытер Бруно щеку. Нежность – восхитительна. У Бруно на глазах выступили слезы.
– Я собираюсь повидаться с сыном, Найджел.
– Вот это хорошо.
– Как ты думаешь, Найджел, возможно ли прощение? Существует ли оно на самом деле, или за этим словом ничего не стоит? Что-то спать хочется. Нельзя ли побыстрее поужинать?
Слишком много шампанского. Найджел пьет его из стакана Денби. Найджел порхает, словно мотылек, как бы наполняя комнату мягким, едва слышным шелестом больших крыльев.
Глава VIII
Денби поправил галстук и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла крупнолицая женщина с бледно-песочными волосами, гладко зачесанными назад. Денби тут же забыл о Майлзе.
– Я… Здравствуйте… Я…
– Вы Денби.
– Да. А вы – Диана.
– Да, вот и хорошо. Очень хотела с вами познакомиться. Входите. К сожалению, Майлза нет.
Откуда-то из глубины дома доносилась тихая музыка.
Денби прошел следом за Дианой через темный холл в комнату, которую слабо озаряли последние лучи заходящего солнца. За большими двустворчатыми окнами виднелась асфальтовая площадка, мокрая от недавнего дождя, густые заросли дымчатой, голубоватой зелени. От нагретого солнцем асфальта поднимался легкий пар. Денби не сводил глаз с Дианы.
Денби узнал мелодию, это была старая танцевальная музыка, фокстрот времен его юности, и Денби словно окутал туман прошлого. Медленный фокстрот. Диана убавила звук, и музыка стала едва слышна.
– Как это мило, что вы заглянули.
– Можно было и позвонить. Но я шел мимо и подумал: дай-ка зайду.
На самом же деле Денби мучительно хотелось снова увидеться с Майлзом.
– Вы насчет встречи Майлза с Бруно? Я так рада, что Майлз собирается пойти к отцу, а вы?
– И я рад. Хотел вот узнать, подойдет ли субботнее утро. Майлз по субботам не работает?
– Иногда работает, но может освободиться, если нужно.
– Что-нибудь к одиннадцати.
– А знаете, вы совершенно не такой, каким я вас себе представляла.
– Каким же вы меня представляли?
– Таким каким-то… Ну, трудно сказать.
– Что, Майлз не очень-то лестно отзывался обо мне?
– Нет-нет-нет, не то. Я полагала, вы старше и не такой…
– Красивый?
Они рассмеялись.
В убранстве гостиной с мягкими круглыми креслицами, обтянутыми ситцем, смело сочетались яркие тона. Высокий белый камин в стиле «art nouveau»[19] был уставлен блестящими фарфоровыми статуэтками. На стенах в желтую и белую полоску висели вперемежку небольшие картины поздней викторианской поры, силуэты и миниатюры. Продуманная эклектика, стилизация, комната в духе этакого строгого гедонизма, которая могла существовать в XIX веке в Кембридже, в тех пасмурных болотистых местах.
Девочка, как сразу же мысленно назвал он Диану, была в шерстяном коротком голубом платье без пояса. Она выглядела пухленькой в этом облегающем платье – округлости груди, живота, бедер четко обрисовывались плавно расширяющимся платьем. У нее были чистые темно-карие глаза, правильный прямой нос, длинные, гладко зачесанные назад волосы, которые сейчас, на солнце, отливали серебристо- золотым блеском. Лицо – непроницаемое, сосредоточенное, как бы жаждущее чего-то. Денби тотчас уловил ее неудовлетворенность, ее готовность к решительным поступкам. Чувственная, соблазнительная девочка, каких теперь не часто встретишь. Истинная гедонистка.
– А меня вы такой себе представляли?
– Признаться, я вообще не много о вас думал. Зато буду думать теперь.
– Вы очень любезны.
Они снова рассмеялись.
– Хотите выпить? – спросила Диана. – Майлз бросил пить. Вот ужас, правда?
Она достала из белого буфета бутылки с джином, вермутом, ликером и небольшие хрустальные бокалы.
Денби был благодарен Диане за приглашение. Выпивка в этот час дня была для него ритуалом; после первой вечерней порции всегда наступали минуты блаженства, которое разливалось по всему телу. А сейчас ему было приятно вдвойне, поскольку он не ждал ничего подобного.
– Я люблю выпить вечером, но только не в одиночестве.
– В таком случае я рад, что зашел и могу составить вам компанию.
– И я рада, что вы зашли! А то Майлз совсем оторвался от своей семьи.
– От семьи? Да, я, пожалуй, сойду за родственника.
– По-моему, семейные узы очень важны.
– Смотря какая семья. А чем вы занимаетесь, Диана?
– Чем? Я домохозяйка. А вот чем вы занимаетесь, я знаю.
– Наверное, я бизнесмен. Или печатник. Все не пойму как следует, кто же я такой.
– Я тоже не пойму как следует, кто я такая. Но кажется, это потому, что я вообще никто.
– И вы нигде не работаете?
– Да нет же. Я сижу дома.
– Пылинки сдуваете?
– Да. Слежу за домом, за садом, готовлю, навожу красоту.
– Творите.
– Не валяйте дурака. Выпейте еще.
– Майлз когда придет?
– Он вернется поздно. У них какое-то сборище на работе, от которого он не смог отвертеться. Он терпеть не может этих сборищ.
– Майлз не очень-то общителен, да?
– Да, он не выносит людей.
– А вы, по-моему, наоборот.
– Да, я гораздо общительнее Майлза. Можно мне тоже навестить Бруно?
– Конечно. Он очень хочет вас увидеть.
– Правда? Я думала, он и не подозревает о моем существовании.
– Ну что вы, ему не терпится с вами познакомиться.
– Это меня радует. Только пусть сначала Майлз сходит к отцу. А мне всегда хотелось познакомиться с вами и Бруно. Он очень страдает?
– И да, и нет. У него нет болей, и он в здравом уме. Он вас полюбит.
– И я его полюблю.
Какой же я дурак, думал Денби. Даже представить себе не мог, что встречу здесь такую девочку. Просто счастье для Бруно. Она найдет подход к старику. Женщины в этом смыслят гораздо больше. Он снова оглядел комнату. Женщина, которая ничем не занята, сидит в обитом ситчиком кресле и читает. Он увидел книгу на одном из кресел. Джейн Остин. Женщина, которая, наверное, немного скучает. Которая чего-то ждет.
– Очень рад, что мы наконец познакомились, – сказал Денби.
Господи, какая сексуальная музыка, подумал он. Что же это такое? Очень знакомая мелодия.
– Что это за пластинка?
Диана усилила звук. Это был медленный фокстрот, классический, благородный, чрезвычайно сладкозвучный, всколыхнувший в душе Денби драгоценный, хотя и не очень уместный, отзвук прошлого. Ноги его сделали заразительное скользящее движение по устилавшему пол гладкому ковру. Он шагнул к
