– Кто это?
– Не знаю. Кто бы это ни был, вероятно, письмо бросил он. Адресовано мне.
Денби вскрыл конверт и прочитал:
Я знаю, что ты живешь с Аделаидой. Она была моей, но я избавился от этой швали. Можешь оставить ее себе. Только скажи ей, суке паршивой, пусть не попадается мне на глаза, если не хочет, чтобы я спустил с нее шкуру. Для тебя же у меня есть наказание. Я тебя вызываю на дуэль. Оружие – пистолеты. Место выбирай сам. Если откажешься драться, я заклеймлю тебя как труса и пропечатаю в газетах о твоей преступной связи с прислугой, я буду преследовать тебя везде – дома, на службе, всеми способами, какие только смогу придумать, я превращу твою жизнь в ад. Если же ты примешь вызов, я приложу все усилия, чтобы убить тебя или изувечить.
Денби прочитал это странное письмо, высоко подняв брови. Затем протянул его Аделаиде.
Аделаида пробежала его глазами. Письмо выпало у нее из рук. Она прикусила пальцы, чтобы сдержать крик. Потом пробормотала:
– Я потеряла его, потеряла, это был единственный человек, который любил меня по-настоящему!
Глава XXV
На пороге гостиной в своем коричневом плаще с поднятым воротником стояла Лиза. На полу в прихожей был виден большой клетчатый чемодан. Солнце, выглянувшее после дождя, заливало комнату ярким светом. У окна стоял Майлз.
– Закрой дверь, Лиза.
Вопрошающе глядя на Майлза, Лиза показала рукой назад, на прихожую.
– Диана наверху, – сказал Майлз. – Не думает же она, что ты уедешь, не попрощавшись со мной.
– Я не хочу усугублять…
– Ее боль? Тут уже ничего не изменишь. А как быть с нашей болью?
– Давай не говорить об этом, – сказала Лиза. Она закрыла дверь.
– Как же не говорить? Ведь мы сказали уже самое главное.
– Возможно. И хорошо, что мы на этом остановились.
– Ты решила покончить со мной одним махом.
– Это единственный выход.
– Может быть, даже и правильный. Хотя не уверен. Но уж, конечно, не единственный. Это насилие над природой.
– То, что правильно, чаще всего и есть насилие над природой.
– Господи, Лиза, у меня кровь стынет от того, что ты говоришь.
– Я знаю. Я люблю тебя, Майлз, – произнесла она сухо.
– И я люблю тебя. Очень люблю. Я буду любить тебя всю жизнь. Я всегда буду думать о тебе.
– Не всегда, Майлз.
– Если, по-твоему, все кончено, ты ошибаешься. Нельзя столь хладнокровно распорядиться чувством.
– Совсем не хладнокровно, Майлз. Пойду позову Диану.
– Нет-нет, подожди.
Майлз подошел и стал в дверях. Лиза отступила в комнату.
– Сними плащ, Лиза.
– Нет.
– Еще не поздно придумать что-нибудь. Никогда не поздно, тем более сейчас.
– Не затевай этого разговора, – сказала Лиза, – не надо. Чем больше мы скажем друг другу, тем больше будем мучиться. И я и ты – мы оба прекрасно знаем, что другого выхода нет.
– Но мы ничего не обсудили.
– Ты же прекрасно понимаешь: мы ни к чему не придем.
– Мы ведем себя как безумцы, Лиза.
– Пойми, Майлз, это безнадежно, пойми. Пока ты не полюбил меня… хорошо, пока ты не понял, что любишь меня, я могла еще жить здесь. Я страдала, но мне было хорошо. Выносимо. Но теперь жизнь стала мучением и для меня, и для Дианы. Ты ведь знаешь, с Дианой ты не расстанешься. Ты любишь ее. А жить на два дома немыслимо. Я этого не выдержу, даже если выдержишь ты и выдержит Диана. Пойми ты, пойми, так уж оно все устроено. Ничего не поделаешь.
– Может, есть еще что-нибудь, что-нибудь такое, до чего мы не додумались?
– Нет.
– Я бы расстался с Дианой. Мы ведь и не говорили…
– Нет, не расстался бы, Майлз. Это как раз то, чего нам не следует обсуждать. Мы должны оставаться людьми. От любви не умирают. Сейчас в нас все до безумия обострено. Но пройдет полгода, и нам станет легче, хотя, когда ты влюблен, это трудно себе представить.
– Мне не станет легче через полгода, Лиза. Кажется, ты не понимаешь всей серьезности случившегося. Я ждал такую, как ты, всю жизнь.
– Я понимаю, Майлз. Ведь я люблю тебя. Я тоже ждала, я жила любовью эти годы. Я не думала, что все так кончится. А если бы даже и думала, я бы все равно любила и ждала. Нельзя идти к цели напролом, губя всех – Диану, тебя, меня. Разве, бросив ее, могли бы мы жить вместе? Мог бы ты писать стихи, а я – делать все то, что я делаю для людей?
– Ты говоришь, мы все преувеличиваем. А не преувеличиваем ли мы страданий Дианы? Может, ей как раз будет хорошо, лучше, чем…
– Она твоя жена, она отдала тебе жизнь. Этого ни преувеличить, ни преуменьшить нельзя.
– Господи, я понимаю, что нельзя…
– Сейчас ты думаешь обо мне. А если б ты ушел со мной, ты бы думал о Диане.
– Лиза, сейчас происходит то, чего я не в состоянии выдержать. Я никогда не верил в твой отъезд. Вот почему я спокойно выслушивал твои доводы. Но и теперь, когда происходит самое невыносимое и мы расстаемся, я знаю только одно – ты не права. Должен же быть какой-то выход. Я только чувствую, что тебе нельзя уезжать, нельзя уходить из моей жизни.
– И все-таки тебе придется смириться с моим отъездом, Майлз. Вот, смотри – у меня билет на самолет, Лондон – Калькутта.
Лиза открыла сумочку, достала красный авиабилет и показала его Майлзу, держа в поднятых руках.
– Когда ты летишь?
– Этого тебе лучше не знать, Майлз. Я тебя безнадежно люблю. Даже сильнее, чем раньше. И мне очень трудно расстаться с тобой. Сейчас, когда я вижу, что ты начинаешь верить в то, что я уезжаю, я тебя особенно люблю. Мы должны сохранить любовь, не опорочить ее, даже если мы ее и
– Любовь и смерть. Мне это представляется не столь романтичным, Лиза.
– Ничего романтичного тут нет. Это действительно смерть.
– Нет-нет. Ты слишком многим жертвуешь – ради меня с Дианой…
– Я жертвую не ради тебя с Дианой. Я приношу жертву своей любви. Эта любовь столь велика, что я не могу поступить по-другому.
– Не можешь пойти ни на какой компромисс?
– Ни на какой. Только если бы я встретила тебя первой, раньше Дианы, но это уже непоправимо.
– Господи, Господи, раньше, первой… Что же тут непоправимого, это вполне поправимо…
– Я сюда больше не вернусь.
– Мы с тобой еще встретимся.
– Не встретимся.
– Значит, ты едешь на родину Парвати…
– Я всегда хотела туда.
– Так это там ты будешь работать?
– Да. Я обо всем договорилась в Комитете защиты детей. Я еду в их Калькуттское отделение, а потом
