Ученик философа

поставленные карие глаза иногда внезапно сощуривались, но эта «кошачья гримаса» была веселой и вопросительной, не такой, как у Алекс. У него было почти круглое лицо с коротковатым носом; маленькие квадратные зубы с большими промежутками, поставленные широкой дугой, придавали ему выражение мальчишеской открытости, когда он улыбался. Он носил светло-серые костюмы в клеточку, с жилетами, и часто носил жилет с атласной спинкой без пиджака (вот и сейчас он был так одет). Именно из-за этой привычки люди говорили, что он похож на игрока в бильярд. Когда Брайан обозвал Джорджа «бильярдистом из пивной», в его словах было больше злости, чем правды; эти слова укрепили недоброжелателей Брайана в уверенности, что он не блещет умом. Джордж не посещал пивных, и в нем была определенная респектабельность — по крайней мере, внешняя. В молодости он красиво играл в крикет.

Представление Джорджа о самом себе, пожалуй, больше расходилось с реальностью, чем у среднего человека. Сказать о нем «самовлюбленный» было бы преуменьшением. Большинство людей влюблено в себя, и лишь в немногих (и не всегда к лучшему) это чувство побеждено (сломано, задавлено, стерто в порошок, никакие полумеры тут не помогают) религиозной дисциплиной или психоанализом. Джордж был законченный нарцисс, он виртуозно и целенаправленно вел двойную жизнь, причем не всегда с дурным умыслом. Иными словами, в каких-то отношениях (хотя и не во всех) он был лучше, чем казался или чем считал себя в душе. Возможно, он интуитивно прибегал к подобному камуфляжу, искренне (или «искренне», поскольку искренность — очень расплывчатое понятие) награждая свои недостатки уничижительными именами, скрывающими еще более ужасную сущность. Все это показывает, как трудно анализировать человеческие слабости, особенно когда речь идет о Джордже.

В молодости Джордж любил говорить: «Que faire?[28] У меня слабость к хорошей еде, выпивке и женщинам». Он не считал эти слова ложью, но они были лживы: не только потому, что он был довольно равнодушен к еде и выпивке, но и потому, что он не очень интересовался (в грубом, общепринятом смысле) женщинами. Он видел себя «охотником до женщин» — как и многие другие мужчины, разумеется. (Мыслимое ли дело — мужчина, заявляющий, что он не охотник до женщин?) На самом деле его эротический интерес к женщинам был гораздо слабей, чем у Брайана. Молва приписывала Джорджу несколько кратких романов до и после свадьбы, но это были скорее нервные страстишки, чем великие страсти. Его отношения с Дианой — единственная из его «незаконных» связей, продержавшаяся долго, и обычная похоть в этом союзе играла незначительную роль.

Стелла в каком-то смысле поразила Джорджа — словно по голове ударила. (Они познакомились в Лондонском университете, где оба учились.) Возможно, этого первоначального coup[29] он ей так и не простил. Она была самой умной и самой сильной женщиной из всех, кого он знал. Без сомнения, он влюбился, хотя позже и говорил, что никогда не любил ее, а был лишь одержим и околдован. Она тоже в него влюбилась, хотя люди почему-то всегда пытались это объяснить, говоря что-нибудь вроде «она восприняла его как вызов». Немного времени спустя Джордж решил, что Стелла хочет его каким-то образом «сломать»; действительно, не исключено, что в ее любви было и это. Стелла скоро почувствовала себя сильнее, а для Джорджа это было невыносимо. Он в ответ прибег к физической силе. Их menage[30] не знал языка нежности. Однако Джордж любил и в каком-то смысле ценил свою жену, а любовь Стеллы была именно любовью — абсолютной, верной преданностью, любовью умного реалиста, способного на самоотверженность. Она была одной из немногих женщин, способных трезво взглянуть на Джорджа. Люди спорили, знала ли Стелла, за кого шла замуж. Думаю да; но она переоценила возможность воздействия такой любви, как у нее, на такого человека. Она не прибегала к женским уловкам и не скрывала своей силы, как сделала бы другая женщина из хитрости или интуитивного чувства такта. Она никогда не успокаивала Джорджа и не принимала его манеры быть собой. Сила и любовь для Стеллы были одно; любовь искупала силу, а власть развращала любовь. «Моя жена — полицейский», — жаловался Джордж в самом начале, когда их брак еще не стал адом и Руфус еще был жив. (Относительно смерти ребенка и ее последствий мнения общества расходились.) Отец Стеллы, дипломат, ненавидел Джорджа, и ее отношения с родителями охладели. Когда умерла мать Стеллы, отец, Дэвид Энрикес, вышел на пенсию, поселился в Японии и слал оттуда подарки и полные любви письма, в которых не упоминал о Джордже. Энрикес стал специалистом по нэцке.

Многие мужчины прибегают к физическому насилию, но закрытые двери домов стерегут свои тайны. Джордж принадлежал к менее распространенному типу в том смысле, что насилие стало его фирменным знаком. Он самовыражался, подчеркивая свою агрессивность и плохой характер; из-за этого некоторые почему-то относились к нему терпеливей и больше прощали. Как сказал Брайан, Джорджу все сходило с рук. Некоторые, улыбаясь, описывали его поведение как «грубость a outrance»[31], другие не без оснований замечали, что неистовствует он весьма осмотрительно или ему просто везет. (Джордж тоже верил, что ему везет, и почему-то это не мешало ему представлять себя «обреченным быком, истыканным рапирами».) Причины, по которым человек постоянно прибегает к физическому насилию, загадочны; их не всегда удается изучить, поскольку у тех, кого насилие интересует с научной точки зрения, как правило, бывают глубокие психологические причины, заставляющие предпочесть одно объяснение другому. (В политике это истинно почти всегда, в психоанализе — часто.) Алекс говорила (сама наполовину этому веря), что Джордж просто слишком много пьет. Другие считали причиной Руфуса, третьи — Стеллу, иные — Алекс, иные — Алана. Были и другие теории: кто видел Джорджа латентным гомосексуалистом, кто — жертвой эдипова комплекса, кто — одиноким голосом протеста против буржуазного истеблишмента. Можно сказать, что изображение Джорджа красовалось на множестве разных флагов. Он же, хоть и не занимался систематическим объяснением своих поступков, все же порой пытался приукрасить свои выходки, отпуская намеки, придающие его поведению более интересный этический фон. Джордж чувствовал или притворялся, что его хаотический, необузданный характер в каком-то смысле реальней окружающих его чинных персонажей. Предполагалось, что он ближе к ужасной правде жизни, которую другие предпочитали игнорировать, и потому каким-то образом достоин сочувствия наравне с другими униженными и угнетенными. Я слышал однажды, как Джордж сказал про Брайана: «Он не понимает, до чего жизнь ужасна и до чего серьезна». Джордж употребил слово «серьезна» в своем личном смысле, но это очень важно. Я могу добавить, что затем он рассмеялся. В этом контексте Брайан, возможно, совершенно правильно сказал, что, зная Джорджа, начинаешь понимать террористов.

В качестве причины или оправдания называли также фрустрированное честолюбие, или, выражаясь проще, говорили, что Джордж злится, потому что он неудачник и знает это. Студентом он изучал философию, потом историю и археологию. Он закончил университет с хорошими оценками, но не попал на вожделенные академические должности. Он писал пьесы, которые никто не ставил, и, по слухам, стихи, которые никто не хотел печатать. Без сомнения, его пожирала зависть к людям искусства и мыслителям. Он занимался историческими изысканиями и часто называл себя археологом, хотя никогда не работал в поле — только студентом провел две недели на раскопках у Римской стены[32]. Он вошел в музейно-архивный мир, поработал в одном-двух местах, потом стал заместителем хранителя нашего эннистонского музея, где также получал стипендию как ученый-исследователь. Говорили, что он пишет какой-то значительный труд. Однако факт оставался фактом — Джорджу было уже за сорок, а он пока не опубликовал ничего, кроме «Краткой истории эннистонского музея». (Эта небольшая работа, еще доступная в магазинах, написана хорошо, но в силу тематики не представляет особой важности.) Джордж был на самом деле умен, он был живым, одаренным, подающим надежды человеком, в которого когда-то влюбилась Стелла и за которого она вышла замуж. (Глупца она не полюбила бы.) Но почему-то со всеми своими талантами он так ничего и не совершил. Вместо этого он занялся саморазрушением. Никто особенно не удивился, когда Джордж закончил свою карьеру музейного работника, расколотив коллекцию римского стекла.

Сознаюсь, что не могу предоставить вам универсального объяснения. Каждое человеческое существо отлично от других; эти отличия куда глубже, разительнее, причудливее, чем мы можем вообразить, и наше постоянное желание изобразить человеческую жизнь в виде драмы заставляет нас видеть «в одном и том же свете» события, у которых могут быть различные истолкования и разные причины. Конечно, человека можно «вылечить» (утешить, подбодрить, улучшить, встряхнуть, вернуть в более функциональное состояние и т. д. и т. п.) историей, состряпанной из его жизни, но это совсем другое дело. (Причем подобные истории могут исходить от врачей, священников, учителей, авторитетных друзей и родственников, а могут быть