словно растение, проросшее на тропическом дереве. Мраморно-бледные глаза беспокойно озирались, опасаясь узреть в окружающем нежданный дефект или упущение. Одна ладонь была прижата к губам, а другая касалась лба, словно надевая или поправляя невидимую ауру, тюрбаном окутавшую голову. Детское личико было гладким и прозрачным, без единой морщинки. Перл сегодня не выглядела строгой и старшей. Она только что вымыла голову, и в темно-каштановых волосах, ненадолго окруживших лицо пружинистым ореолом, заиграли рыжеватые отблески. Уже на следующий день волосы снова потемнеют, станут прямее и жестче. Желтоватый лоб Перл и тонкий нос, отходивший от него столь неумолимой прямой линией, словно кто-то нарисовал вертикаль, указующую на тонкий прямой рот, иногда темнели, чуть морщинились, обветренные. Сегодня смуглая кожа Перл была восковой, красивой, чуть полированной, словно тронутой южным солнцем, зелено-карие глаза — не яростными, а задумчивыми.
— Мне надо будет зашить эту ночнушку. Смотри, на плече Дырка.
— Я зашью, — ответила Перл, — оставь ее завтра где-нибудь на виду.
— Нет, с какой стати ты будешь зашивать мои вещи?
Перл не ответила. Слишком пугающий фон для таких вопросов складывался вокруг в последнее время. Вместо этого она сказала:
— Тебе надо купить вещей. Странная ты, обычно девчонки только и думают, что о тряпках.
— Нет, не странная, — ответила Хэтти. И добавила: — Нам надо экономить.
Открылась еще одна пугающая перспектива.
— Нам?
На самом деле Перл откладывала деньги, значительную часть собственного жалованья, и деньги Хэтти тоже накапливались, поскольку она была удивительно равнодушна к одежде и вообще к радостям жизни и до сих пор трудно бывало уговорить ее что-нибудь потратить. Профессор (как Перл его называла) не задавал вопросов, а Перл не считала своим долгом сообщать ему, что средства, выделяемые им на содержание Хэтти, копятся на счету в банке. Когда-нибудь Хэтти пригодятся эти деньги. Перл, с ее тонким прямым носом и узким прямым ртом, была очень рассудительна, в том числе — умела не слишком задумываться о головокружительной открытости будущего. Перл была рада, что у них есть деньги, у нее и у Хэтти; и все это, вместе взятое, — ее облегчение и сказанное Хэтти «мы», в сложившихся обстоятельствах звучащее странно и вызывающее вопросы, — чем-то расстроило обоих. Они не говорили об этом вслух, но обе не полностью доверяли Розанову — он был слишком всемогущ, непредсказуем, невероятно странен.
— Хочешь поехать в Лондон за покупками? Мы можем продумать список. Тебе многое нужно.
— Нет, не надо. Я хочу остаться здесь.
— Тогда можно пойти в Боукок, это большой магазин, в Эннистоне.
— Нет. Здесь — я хочу сказать,
— Хэтти, миленькая, тебе не надо прятаться, это нехорошо. Ты уже школу кончила.
— О, я знаю, знаю…
Глаза Хэтти вдруг налились слезами. Перл это не смутило.
— Ты должна выходить в город, плавать, ты же обожаешь плавать.
Хэтти слыхала про Купальни. Горячие источники ее манили.
— Но меня увидят. Ну, наверно, это все равно, потому что меня никто не знает, а если бы и знали, что во мне интересного? Но я не хочу, чтобы на меня смотрели. И я же не могу пойти в бикини.
— Почему? Здесь носят бикини!
— Я куплю нормальный купальный костюм. Не хочу больше носить бикини.
— Значит, нам все равно нужно по магазинам!
— Наверно, я не пойду в Купальни, там так много народу. Перл вспомнила слова Руби о том, что люди будут смеяться.
Конечно, весть о розановской внучке уже облетела Эннистон. Любопытство будет жгучим и далеко не всегда доброжелательным. Опасение Хэтти, что на нее будут смотреть, было пророческим.
— Не говори глупостей, — сказала Перл.
— Перл.
— Да, милая.
— Насчет секса.
— О!
— Я знаю, мы об этом уже говорили, и я не хотела тебя спрашивать о том, о чем ты не хочешь говорить.
Перл не стала помогать Хэтти с трудным вопросом.
— Перл, на что это похоже?
Перл рассмеялась.
— Ты имеешь в виду…
— Ой, ну ты же знаешь, что я все знаю, но… только не смейся… я знаю… и я читала… но на что это по правде похоже?
— Ты имеешь в виду — приятно ли это?
— Да, я просто не могу понять, как это может быть приятно. Я очень странная? По-моему, сама идея совершенно омерзительна.
Перл не поддалась внезапному искушению и не сказала, что по ее опыту секс именно что омерзителен. Она ответила:
— Ты не странная, просто наивная, как будто из прошлого века. Большинство девушек твоего возраста… Хэтти, не беспокойся. Все зависит от людей. Если мужчина приятный — то и секс с ним приятный, надо полагать.
— Так значит, тебе не понравилось! Прости, ты уже говорила, что не хочешь это обсуждать…
— Мне не нравились мужчины, именно те, с которыми я… Просто я была дурой.
— Я думаю, мне никогда никакие мужчины не понравятся, — сказала Хэтти.
Она принялась медленно расплетать косу. Перл встала, чтобы помочь.
— Перл, милая…
— Да?
— Насчет моего дедушки.
— Да.
— Он тебе нравится?
— Да, конечно. — Ловкие пальцы Перл расплетали толстый холодный палевый канат волос у теплой шеи.
— Думаешь, он много о нас думает?
— Не много. Но достаточно.
— Перл… мне бы так хотелось… не важно… я думала про своего папу.
— Да?
— Он был такой милый, хороший, такой тихий и вроде как… потерянный…
— Да.
— Перл, ты меня никогда не бросишь, правда? Я теперь не смогу с тобой расстаться, мы выросли вместе, как… нет, не совсем как сестры, просто как мы. Ты мой единственный человек, мне больше никто не нужен. У меня все в порядке, так хорошо, когда я с тобой.
— Я никуда не денусь, — ответила Перл.
Этот разговор был ей невыносим — он точным и уверенным движением всколыхнул ее собственный страх, словно кто-то прицельно ткнул пальцем, чтобы разбередить рану.
— Я, наверное, никогда не вырасту. Заползу в какую-нибудь трещинку и усну навсегда.
— Хэтти, перестань, что ты как беспомощная, подумай, как тебе везет, ты пойдешь в университет…
— В университет?
— И познакомишься там с кучей хороших молодых людей, джентльменов, не таких, каких я
