Все эти отрывистые вопросы мастер Риптон задавал совершенно спокойно и серьезно.
– Я об этом не думаю, – сказал Ричард; все внимание его было устремлено на Лоберн, откуда им должны были подать знак.
– Нет, но все-таки, – настаивал Риптон, – что, если мы попадемся?
– Если такое случится, отвечать буду я.
Услыхав эти слова, сэр Остин вздохнул с облегчением. Он начинал уже что-то понимать в происходящем меж ними диалоге. Сын его был участником какого-то заговора, больше того, он его возглавлял.
– Как зовут этого парня? – спросил Риптон.
– Том Бейквел, – ответил его товарищ.
– Вот что я тебе скажу, – продолжал Риптон, – ты же ведь обо всем проговорился за ужином дяде своему и кузену… А как все же это здорово, бордо и пирог с куропаткой! И поел же я вволю! А ты заметил, как я тогда нахмурился?
Юный чревоугодник все еще предавался восторгам после недавнего ужина и по малейшему поводу возвращался к нему мыслями.
– Да, и я все понял, когда ты пихнул меня под столом. Это неважно. Реди человек надежный, а дядя никакой не болтун, – сказал Ричард.
– Знаешь, я решительно хочу, чтобы все это оставалось в тайне. Никогда нельзя быть уверенным, что кто-нибудь не выдаст. Никогда еще мне не случалось выпить столько бордо, – снова восхитился Риптон, – теперь-то уж я от него не отступлюсь! Бордо – мое самое любимое вино. Знаешь, когда-нибудь все может открыться, и тогда мы с тобой пропали, – довольно нескладно добавил он.
Из всей беспорядочной болтовни своего друга Ричард подхватил одну только, прямо относившуюся к их делу нить и ответил:
– Если это и будет, тебя все равно ничто не коснется.
– Как это, не коснется! Я, правда, сам не подсовывал спички, но все равно участвовал в этом деле, тут не может быть никаких сомнений. К тому же, – продолжал Риптон, – неужели ты думаешь, что я могу бросить тебя и все на тебя свалить? Говорю тебе, Ричи, я не из таких.
Мальчик Томсон вырос в глазах сэра Остина. Но как бы там ни было, весь этот мерзкий разговор и происшедшая в его сыне перемена неприятно его поразили. Мальчик был совсем не тем, что вчера. Сэру Остину показалось, что между ними внезапно разлилось бескрайнее море. Мальчик отплыл от берега и теперь несся по волнам жизни на своем собственном судне. Пытаться его вернуть было бы столь же бесплодно, как пытаться стереть решение Страшного суда, которое Вечность начертала человеческой кровью! Дитя, за которое он так смиренно, так ревностно молился ночами, было окружено опасностями; искушения грозили ему со всех сторон, а кораблем его правил сам дьявол. Если он мог так перемениться всего за один день, то что же станется с ним за годы? Неужели все его молитвы и старания уберечь сына от беды так ни к чему и не привели?
Несчастного отца охватила безмерная грусть; ему казалось, что, борясь за любимое дитя, он вступает в поединок с судьбою.
Он едва было не решил задержать обоих заговорщиков сию же минуту и заставить их покаяться и во всем признаться; но потом он подумал, что лучше все же следить за сыном издали – и так, чтобы тот об этом не знал; прежняя Система сэра Остина одержала верх.
Адриен метко охарактеризовал эту Систему, сказав, что сэр Остин хочет быть для своего сына Провидением.
Если бы безмерная любовь была тем же, что и совершенная мудрость, одно человеческое существо могло бы почти олицетворить Провидение для другого. Увы! Как ни божественна любовь, она может всего лишь озарить собою свой дом; она должна бывает принять его форму, подчас даже усугубляя его тесноту, она может воодушевить прежних обитателей его как верхнего, так и нижнего этажа, проживших в этом доме весь век, но никак не в силах изгнать их оттуда.
Сэр Остин решил, что будет и дальше хранить молчание.
Долина была все еще окутана тьмой, светили большие осенние звезды, а разговор мальчиков становился все более горячим и нетерпеливым. Вскоре один из них стал уверять, что видит, как вдали что- то блеснуло. Но это было совсем не там, где они ожидали. Но вот блеснуло еще что-то. Оба вскочили. На этот раз огонь вспыхнул именно там, где они его ждали.
– Дело сделано! – в страшном волнении вскричал Ричард. – Теперь-то уж можно сказать, что старик Блейз отведал красного петуха, Рип. Он, верно, спит.
– Ясное дело, храпит! Погляди-ка! Как быстро все занялось. Все сухое. Все сгорит дотла. Послушай, – голос Риптона снова сделался серьезным, – как, по-твоему: могут они на нас подумать?
– А даже если подумают? Надо все выдержать!
– Ну конечно же, выдержим. Только вот что! Жаль все-таки, что ты навел их на след. Я хочу быть в глазах всех ни в чем не повинным. А никак это не получается, когда меня начинают подозревать. Боже ты мой! Погляди! Начинает разгораться!
Действительно, угодья фермы стали постепенно выделяться из окружавшего их мрака.
– Сбегаю-ка я сейчас за подзорной трубой, – сказал Ричард. Риптону, однако, не хотелось оставаться в комнате одному, и он его удержал.
– Нет, не уходи, самое интересное пропустишь. Сейчас я открою окно, мы все увидим.
Окно распахнулось, и оба они тотчас же высунулись наружу. Казалось, что Риптон пожирает полыхающее пламя ртом, а Ричард – глазами.
Темная фигура баронета за их спиной застыла в неподвижности, словно изваянная из камня. Ветер был слабый. Клубы густого дыма висели среди извивавшихся меж ними огненных змеек, а над рощей зарделся зловещий свет. Людей было не видать. Скорее всего, пламя не встретило на своем пути никаких преград: его страшные языки бурно полыхали во тьме.
– Ах! – вскричал Ричард, сам не свой от волнения. – Мне бы сейчас мою подзорную трубу! Надо достать ее! Подожди, я сейчас сбегаю за нею! Пусти меня!
Мальчики сцепились, не уступая друг другу, и сэр Остин подался назад. В это время в коридоре послышался крик. Он поспешил выйти из комнаты, закрыл за собою дверь и натолкнулся на маленькую Клару, лишившуюся чувств и простертую на полу.
ГЛАВА V
Адриен ставит западню
Ночь минула, а поутру между Рейнемом и Лоберном поползли неодолимые толки. В деревне рассказывали, как у владельца Белторпа фермера Блейза какие-то злоумышленники подожгли скирду; хлевы его вспыхнули, и сам он едва не сгорел заживо, пытаясь спасти скотину, которой немало погибло в огне.
В Рейнеме же люди наперебой рассказывали о привидении, которое мисс Клара своими глазами видела в левом крыле замка – это была фигура женщины, одетой в глубокий траур; на лбу у нее был шрам, а на груди окровавленный платок, и на нее было страшно смотреть; не удивительно, что девочка до смерти перепугалась и лежала без чувств до тех пор, пока не приехали вызванные из Лондона врачи. Разнесся также слух, что все слуги замка пригрозили, что сразу же возьмут расчет, и для того чтобы успокоить их, сэр Остин, как истый джентльмен, обещал снести до основания левое крыло дома; ведь весь Лоберн был убежден, что ни один порядочный человек не согласится жить в доме с привидениями.
На этот раз в распространившихся слухах было больше правды, чем то бывало обычно. Бедная девочка Клара действительно заболела, а бедствие, постигшее фермера Блейза, у которого спалили скирду, тоже было не слишком преувеличено. Сэр Остин приказал подробно донести ему о случившемся за завтраком и с такой тщательностью расспрашивал о потерях, которые понес фермер, что грузный Бенсон отправился сам на место происшествия. Он вернулся и, последовав коварному совету Адриена, написал по всем правилам донесение о случившейся катастрофе, в котором фигурировали даже штаны фермера и наложенные на некую часть его тела повязки. Читая все это, сэр Остин даже не улыбнулся. Он воспользовался присутствием мальчиков и прочел им полученный отчет вслух; они приняли все совершенно спокойно, словно речь шла о самом обыкновенном происшествии, о каком узнают из газет; и только когда дело дошло до пострадавших от огня предметов одежды и того непривычного и прискорбного положения, в котором очутился лежавший в постели фермер Блейз, мастер Риптон принялся отчаянно чихать, а Ричард закусил
