волосами, проехала по улицам Ковентри, потому что лишь на этом условии ее муж соглашался исполнить ее просьбу не облагать город тяжелым налогом.
60
Аллюзия на сказку «Красавица и Чудовище» (в русской традиции – «Аленький цветочек») французской писательницы М. Лепренс де Бомон (1711–1780).
61
Речь идет, по-видимому, о древнегреческом философе-неоплатонике Прокле (412–485), который, по словам его ученика и биографа Марина, был «самым счастливым из людей, прославляемых во все века», и «щедро был наделен всеми так называемыми внешними благами».
62
В оценках леди Блендиш и сэра Остина этот поэт (см. выше, примеч. к с. 86) противопоставлен ироничному Гиббону (см. выше, примеч. к с. 25) и своему литературному антагонисту, революционному романтику Дж. Г. Байрону, поэту мятежных настроений и бурных страстей, как певец природы, патриархальной деревенской жизни, умиротворенной духовной гармонии, проникнутой религиозным чувством. Мнение о Байроне как «эгоисте» основывалось на общераспространенном убеждении, что в героях всех своих поэм он изображал самого себя.
63
Суждения, высказываемые в комментируемом отрывке из письма леди Блендиш, продиктованы ее представлениями о рыцарском идеале, о котором она говорила в романе ранее (с. 111). Боярдо Маттео (1441–1494) – итальянский поэт; леди Блендиш читала его знаменитую поэму «Влюбленный Роланд» на сюжеты средневекового эпоса, в которой изящные рыцари, нежные любовники, совершают подвиги в честь прекрасных дам, проходя через сказочные приключения. Итальянский поэт Франческо Берни (1497–1535) переделал поэму Боярдо, обновив ее стилистически, а также придав бурлескно-пародийный характер героике и фантастике рыцарских романов; в этом отношении он был предшественником Сервантеса. Сэр Джон Фальстаф – персонаж исторической хроники Шекспира «Генрих IV» и комедии «Виндзорские насмешницы», «жирный рыцарь», обжора, пьяница, лгун, хвастун и сластолюбец, насмехающийся над феодально-рыцарским кодексом.
64
Сравнение с ослицей библейского пророка Валаама, которая, увидев ангела с мечом, загораживавшего ей незримо для ее хозяина дорогу, остановилась и, несмотря на побои, не двинулась с места (Четвертая книга Моисея: Числа, гл. 22, ст. 22–31).
65
Речь идет о св. Симеоне Столпнике (ок. 390–459), который посвятил всю жизнь суровому изнурению плоти, причем более тридцати лет провел в пустыне на столпе.
66
В первом издании приводился следующий афоризм сэра Остина: «Грех – чуждый элемент в нашей крови. Это – Яблочная болезнь, с которой природа боролась с времен Адама». Как средство выработать иммунитет против этого недуга была задумана Система (см. пояснения выше, с. 512).
67
Погруженное в священные воды реки Стикс, окружающей подземное царство, тело древнегреческого героя Ахилла приобрело чудесную крепость, так что его не могло пробить никакое оружие. Уязвимой осталась лишь пята, за которую его держали; в это место он и был поражен под Троей гибельной стрелой.
68
Напоминая заглавия нравоучительно-дидактических руководств для молодежи, издававшихся в большом числе в XVIII – начале XIX вв., эта характеристика книги сэра Остина своим пародийным звучанием подчеркивает, что его труд подобен этим сочинениям и что Система сложилась из общих мест и ходячих представлений, хорошо известных еще в предшествующем столетии.
69
Речь идет о публичных опытах, демонстрирующих действие электрического тока на группу людей, соприкасающихся друг с другом.
70
Эта и следующая цитаты взяты из неопубликованного стихотворения Мередита, написанного, вероятно, вскоре после выхода его первого поэтического сборника (1851) и, во всяком случае, задолго до того, как писатель приступил к «Испытанию Ричарда Феверела». Далее (с. 224, 452) цитируются еще два стихотворения тех же лет. Вставляя свои ранние поэтические сочинения в роман и приписывая два из них зеленому юнцу, а одно – мелкому писаке Сендо, Мередит подвергает иронической переоценке романтический склад мысли, настроения и идеи, которыми они были проникнуты.
71
Сюжет стихотворения Мередита «Два дрозда» («The Two Blackbirds»). Птица в клетке оплакивает утраченную свободу, а вольная – свою убитую подругу; но родство настроений длится лишь одно лето, потому что на следующее вольная находит новую подругу. Этот сюжет Мередит заимствовал из стихотворения «Дрозд», написанного его женою еще до выхода за него замуж.
72
Фиеско Джованни Луиджи, граф Лаванья (1523–1547) – генуэзский патриций, руководитель заговора, который он организовал с целью захвата власти. В трагедии Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе» (1783), из которой Адриен цитирует, слегка перефразируя, реплику Фиеско, последний изображен коварным честолюбцем, рядящимся в тогу республиканца, чтобы привлечь ревнителей свободы, но одновременно притворяющимся беспутным искателем развлечений, чтобы усыпить бдительность властей.
73
Луций Юний. – Согласно легенде, Луций Юний Брут, основатель Римской республики, первый римский консул (509 до н. э.), в юности притворился слабоумным, чтобы усыпить подозрительность своего дяди Тарквиния Гордого, убившего его отца и брата и завладевшего их богатством.
74
Франкателли Чарлз (1805–1876) – знаменитый английский повар.
75
дворец Гесперид (ср. с. 472); в христианской традиции, на которую опирается Мередит, вводя этот символ в роман, миф о саде Гесперид истолковывался как предание о земном рае.
76
Утренняя звезда – та же, что и Вечерняя звезда, планета Венера, называемая так, когда она видна на рассвете.
77
Предполагается, что в этом своем раннем стихотворении, написанном, вероятно, до женитьбы, Мередит изобразил свою будущую жену (ср. примеч. к с. 217). В романе оно соотносится с портретным описанием Беллы Маунт (с. 365), которая в судьбе Ричарда играет роль девы неблагородного металла.
78
О деве Марии, узрев ее в конце своего пути, автор «Божественной комедии» говорит:
Будь даже равномощна речь моя Воображенью, – как она прекрасна, И смутно молвить не дерзнул бы я. («Рай», XXXI, 136–138; пер. М. Лозинского)
Итальянский художник Гвидо Рени (1575–1642) написал несколько картин на сюжет о Марии Магдалине; о какой из них идет речь, неясно.
79
Слова, которые произнес Гай Юлий Цезарь, приняв решение перейти отделявшую его провинцию от Северной Италии реку Рубикон и выступить против Римского сената (49 г. до н. э.). Напоминая о том, что переход Рубикона был первым шагом Цезаря к гибели от кинжала, это изречение служит здесь отдаленным предвестником трагического финала. Тема Рубикона всплывет еще раз в начале гл. XXIX (с. 265), а затем в гл. XXXII будет упомянут «тлен державного Цезаря» (с. 311).
80