— О вас? Нет, ничего не знает. Просто Елена говорила ей не раз, что где-то у нее есть мама. То есть вы. А насчет воровства — об этом девочка не знает.
— Но она почему-то ненавидит меня.
— Ненавидит? — удивилась пани. — Для ненависти она еще не созрела. Она, думаю, презирает вас.
— За что?
— Ну, представьте, что у вас где-то есть мать, которую вы никогда не видели и не знали. И вдруг эта мать как ни в чем не бывало является, да еще с игрушкой в руках. Как бы вы на это реагировали?
— Не знаю… Наверно, так же.
— Поэтому поймите девочку и простите.
— Лишь бы она меня простила.
Женщины помолчали.
— Что мне сейчас делать?
— С девочкой?
— Да, с дочкой.
Пани Мария тепло улыбнулась:
— Поживете здесь, привыкните друг к другу, и, думаю, все наладится. Вы надолго приехали?
— Не знаю. Я ведь бежала.
— Бежали? — не поняла пани Мария. — Откуда?
— С каторги.
— Боже, — всплеснула руками женщина. — Я совершенно забыла. Вас ведь осудили, кажется, на восемь лет?
— Да. На каторжные работы. Но я не выдержала там.
Хозяйка подняла на нее серьезный взгляд.
— Вы должны уйти отсюда.
— Почему?
— Почему? Вы уверены, что за вами нет слежки?
— Уверена. У меня документы на другое имя.
— Это ничего не значит. Не приведи Господи, сюда ворвется полиция, представьте, что будет с ребенком!
— Вы предлагаете мне прямо сейчас уйти?
— Нет, не сейчас. Но жить здесь вы определенно не сможете.
Сонька поставила медвежонка на пол, поднялась.
— Я бы хотела все-таки поговорить с дочкой.
Пани тоже встала.
— О чем?
— Я ее мать.
Пани Мария подумала, потом согласно кивнула.
— Конечно, поговорите. Но помните, девочка не готова к сильным стрессам. Она все еще не может отойти после смерти Елены.
Когда Сонька вошла в комнату дочери, та сидела за пианино, учила какой-то этюд. Увидев гостью, она отложила нотную тетрадь.
— Вы ко мне?
— К тебе, дочь.
Она присела на край постели, протянула руку, чтобы погладить девочку по голове.
Та увернулась.
— Не надо. Я не люблю.
— Ты бы хотела, чтоб я осталась здесь?
— Здесь? — переспросила Табба. — Зачем?
— Как зачем? Буду жить с тобой, с пани Марией.
Девочка пожала плечами.
— Не знаю.
— По-моему, ты меня боишься.
— Нет, — усмехнулась девочка. — Я учу этюд, и вы мне мешаете.
— Можешь что-нибудь сыграть?
— Сыграть? — Ребенок подумал, положил какие-то ноты перед собой, и ее пальчики забегали по клавишам.
Играла Табба довольно сносно, пьеска тоже была простой. Когда дочь закончила этюд, Сонька поднялась:
— Можно я сыграю?
Та с откровенным скепсисом уступила место, встав за спиной гостьи.
Воровка бегло прошлась по клавишам, припоминая какую-то вещь, и вдруг заиграла легко, изящно, почти профессионально.
В детской появилась пани Мария, с откровенным удивлением и уважением стала слушать игру Соньки. Табба стояла у окна, откинув назад голову и закрыв глаза. Наконец гостья закончила играть и несколько смущенно посмотрела на дочь и хозяйку:
— Давно не играла. Отвыкла.
— Знаете, прекрасно, — возразила пани Мария. — Я даже не ожидала.
Дочка подошла к Соньке, тихо спросила:
— Вы правда моя мама?
— Конечно.
— А где вы были все это время?
— Где я была? — переспросила воровка, бросив быстрый взгляд на пани. — Как-нибудь я постараюсь тебе объяснить. Сейчас просто не ко времени.
— Да, — торопливо поддержала пани Мария. — Вы, Соня, уже опаздываете. Через час у вас поезд.
— Вы уезжаете? — то ли удивилась, то ли испугалась Табба.
— Да, дочь, мне пора, — Сонька поднялась, поцеловала девочку в лоб. — В следующий раз я останусь надолго. Или заберу тебя с собой. Верно, пани Мария?
— Да, конечно, — растерянно кивнула та. — Время покажет…
Воровка двинулась в прихожую, пани Мария и Табба следовали за ней. По пути Сонька достала из сумочки туго скрученную пачку денег, незаметно сунула пани и прошептала:
— Больше у меня пока нет.
— Вы что? — удивилась та. — Ничего не надо. У нас есть все.
— Я прошу. Хотя бы что-то от меня.
— Спасибо.
В прихожей Сонька низко поклонилась хозяйке, еще раз поцеловала девочку.
— Спасибо вам.
Неожиданно Табба вцепилась в руку матери.
— Не уходите, — в ее глазах стояли слезы. — Я так долго ждала вас. Пожалуйста.
Пани Мария попыталась отцепить ее, но девочка не отпускала и все повторяла.
— Не уходите! Я должна поговорить с вами. Мне надо поговорить. Умоляю!
— Мама еще вернется, непременно вернется, — убеждала пани, стараясь увести плачущую девочку. — Таббочка, поверь. Маме нельзя задерживаться, она опаздывает.
— Да, я опаздываю. Но я вернусь. Обязательно вернусь! Прости меня, доченька. — Сонька попятилась к двери и уже на площадке услышала отчаянный крик ребенка в квартире:
— Если ушли, то больше не возвращайтесь! Ненавижу вас! Всегда ненавидела, а теперь еще сильнее!
