Полицейский сел за стол, выкрутил лампу посильнее, строго предложил:
— Ну, излагай. У кого воровала, зачем явилась?
Сонька помолчала, достала из сумки плотный пакет, положила на стол перед парнем.
— Чего это? — не понял тот.
— Деньги.
— Деньги? Все это деньги? — парень удивленно смотрел на ночную гостью. — Чего так много?
— Выкуп.
— За кого?
— За отца. Который сидит.
— За генерала, что ли? За артиста? Ничего не понимаю, — парень даже затряс головой. — Чего явилась-то?
— Принесла деньги. Двадцать две тысячи триста рублей.
Лоб полицейского взмок.
— Для чего?
— Для того чтоб отпустили отца.
— Не, это не я… Не со мной. Это завтра с самого утра. Проснется начальство, пусть само думает. — Он решительно отодвинул от себя пачки с деньгами. — Бери свои деньги и ступай, откуда пришла.
Сонька неотрывно смотрела на молодого полицейского.
— Чего смотришь? — спросил он.
— Ювелирный магазин Хлебникова на Петровке знаешь?
— Ну, слыхал. Слыхал, что ограбили.
— Не ограбили. Деньги, вот они.
— И чего я должен с ними делать?
— Пересчитаешь и передашь начальству.
Полицейский находился будто под гипнозом.
— Чего хочешь от меня?
— Впусти сюда отца, хочу взглянуть на него.
— Не положено. Отец твой подследственный.
— Позволь хоть одним глазом глянуть на родного отца, парень. Без сердца ты, что ли?
Тот в нерешительности помолчал, вдруг встал, исчез в коридоре и вскоре вернулся с заспанным, ничего не соображающим штабс-капитаном.
Сонька тут же бросилась к нему.
— Папочка, родной! Как вы здесь? За что вас?
Тот сразу же включился в игру.
— Не ведаю, доченька! Измордовали душу, истерзали сердце.
— Так ведь я деньги привезла, папа!
— Куда? — не понял тот.
— Вот они, двадцать две тысячи триста рублей. В магазин вернулась, а тебя уже взяли! Нянечка с ребенком где?
— Отпустили. Над мальцом сжалились. А меня держат. Сплю на холодном полу, доченька. В Сибирь обещают сослать!
Девушка снова повернулась к полицейскому:
— Как тебя зовут, милый?
— Никак. Младший полицейский чин Иван Пантелеев.
— Деревенский, что ли?
— Деревенский, — заулыбался тот. — А что, заметно?
— Заметно. Слушай, Ваня, — Сонька сняла с шеи дорогой кулон. — Деньги передашь начальству, а это тебе. За добрую душу.
— Ты чего это? — шарахнулся тот. — Не положены нам подарки! За это тоже под суд!
— Бери, — девушка силой сунула ему кулон, — он принесет счастье! — И проникновенно попросила: — Отпусти отца хотя бы на одну ночь домой. И вправду, спит ведь на холодном полу.
— Не положено.
— Прошу тебя… Мы утром вернемся, все начальству объясним. А сейчас отпусти. Деньги только спрячь подальше.
— Так ведь больно огромадные деньги. Боязливо оставлять!
— А ты вот сюда спрячь, в стол. — Сонька показала, куда надо спрятать. — Окромя нас с тобой никто не знает. Спрячь! А кулон никому не показывай, отнимут.
— Непременно отнимут, — согласился Иван и сунул кулон под сорочку. — Народ здесь такой. Полиция.
Сонька подтолкнула штабс-капитана к выходу:
— Пошли, папочка. Все ведь заждались.
— Утречком, пораньше, прошу непременно явиться! — крикнул им вслед полицейский.
— Непременно явимся!
Быстрым шагом Сонька и штабс-капитан покинули участок, нырнули в экипаж — и он тут же сорвался с места. Шило весело хлестал лошадей, прячась от колючего дождя под плотный брезентовый плащ.
Экипаж лихо мчался сквозь дождь по плохо освещенным улицам. Штабс-капитан никак не мог поверить в свое освобождение, смотрел на спасительницу расширенными глазами, бормотал:
— Как же тебе удалось, дочка? Чего вытворила-то?
Она смеялась:
— Сам не видал, что ли?
— Видать-то видал, а все одно глазам своим не верю.
Сонька достала из сумки пачку денег, протянула Горелову.
— Это тебе за работу.
Он повертел деньги в руках.
— А куда ж я с ними?
— Свет большой, найдешь применение.
Штабс-капитан печально молчал, нерешительно произнес:
— Слушай, дочка… А если я теперь буду с тобой?
Она рассмеялась:
— Нет, ты ведь пьяница.
— А я не буду больше пить. Клянусь. Даю офицерское слово.
— Не верю. Пьяницы легко слово дают, легко его и забирают.
Он взял ее за руку:
— Не гони, доченька. Буду служить верой и правдой, как отец родной, — он заглянул ей в глаза. — Ты ведь мне доченька?
Она улыбнулась.
— Ладно, оставайся. А там поглядим.
Горелов наклонился, благодарно поцеловал ей руку:
— Не пожалеешь, дочка.
Тем временем младший полицейский чин Иван Пантелеев какое-то время неподвижно сидел за столом, потом нерешительно достал спрятанный кулон и принялся его рассматривать при свете лампы. Затем запер входную дверь, выдвинул ящик стола, достал увесистые пачки денег, аккуратно развернул их и принялся пересчитывать купюры. И после нескольких первых банкнот парень вдруг обнаружил белые листы бумаги. Вначале он не поверил своим глазам, лихорадочно принялся просматривать вторую пачку, третью, но и там лежали белые листочки вместо денег. Он вскочил из-за стола, ринулся на улицу, но там не было ни души. Только темнота и мелкий колючий дождь.
