Сонька и штабс-капитан сидели в вагоне, оборудованном под уютную ресторацию на колесах, пили чай и вели негромкую беседу. От быстрой езда вагон довольно ощутимо покачивало, стаканы с остатками чая позвякивали на столике, на плотных занавесках мелькали тени.
Горелов был одет в светлый, ладно сидящий на нем костюм, и вид у него был элегантный, благородный. На Соньке, напротив, было темно-красное платье, которое выгодно оттеняли богатые украшения, к коим у Соньки было особое расположение.
— А за что тебя разжаловали? — взглянула девушка на штабс-капитана.
— За драку. Дал в морду генералу.
— Генералу?
— Был у нас такой генерал Дормидонтов. Знаешь, чего он делал? Мы ведь лазили по горам за этими чеченами, грязные все, как черти, в пыли, измотанные, а он вдруг приезжает — чистенький такой, отглаженный, непременно благоухающий французским парфюмом. Проходит вдоль строя, выбирает, смотрит в глаза, затем плюет на сапог.
— Зачем?
— Сапог в его представлении должен всегда блестеть. И ежели слюна скатывается на сапоге в серые комочки — он сразу в морду. Без раздумий. Вот я ему и ответил.
Сонька рассмеялась.
— Хорошо ответил?
— Так и рухнул оземь, — тоже улыбнулся Горелов. — С тех пор я стал мечтать об генеральском мундире.
— Хочется плюнуть на чужой сапог?
— Хочется, дочка. Только вот вряд ли получится. Мундир-то ворованный. Да и надевать его сейчас совсем не безопасно.
Оба посмеялись.
— Жена правда ушла?
— Жена ушла, дети устыдились. А чего им с таким делать? Я ведь сразу после изгнания отчаянно пить начал. Без армии я не человек. Писал многократно прошения о восстановлении, даже на имя государя писули отправлял — без толку. Видать, дружки Дормидонтова засели на всех этажах, отказные под копирку так и строчили.
Штабс-капитан отхлебнул чаю, помолчал, улыбнулся:
— Зато теперь я в полном ажуре. Не пью, еду по железке первым классом, да еще дочку обнаружил. И не какую-нибудь, а Соньку Золотую Ручку.
Он растроганно взял руку Соньки, приник к ней губами.
В вагон вошел рослый плечистый детина, московский вор Ванька Лошадь, прошествовал к их столику и склонился к Соньке.
— По вагонам идет шмон, — сообщил он негромко. — Похоже, ищут тебя, Сонька.
— С чего взял?
— Народ передает, что интересуются известной аферисткой, — вор свойски улыбнулся. — А кто у нас известная аферистка?
— Передай товарищам, чтоб не беспокоились, — улыбнулась в ответ девушка. — Документы у нас правильные, совесть чистая, нервы крепкие.
— Они уже в соседнем вагоне.
— Ступай с богом, Ваня, и ни о чем не думай.
Вор удалился, штабс-капитан напряженно усмехнулся:
— Вычислят тебя — загребут и меня. Чего будем делать, дочь?
— Будем продолжать беседу, папенька. Ты хоть знаешь, куда мы едем?
— Не знаю. Куда?
— В Одессу, в теплый и веселый город.
— Там ведь море?
— Там море, там красивые женщины и галантные мужчины.
— Знаешь, доченька, я ведь никогда не купался в море, — признался штабс-капитан. — Даже живьем его не видел. Только на картинках.
— Увидишь. Все увидишь. И непременно искупаешься.
В сопровождении начальства поезда в ресторан втиснулись трое полицейских во главе со старшим по званию, грузным, одышливым.
Сонька, сидя вполоборота, видела, как они подошли к ближнему от входа столику, за которым сидели две молоденькие дамочки, попросили предъявить документы. Одна из дамочек стала довольно шумно возмущаться, однако полицейский все-таки добился своего, и дамочки по очереди извлекли требуемые бумаги. Полицейский откланялся и направился к следующему столику.
— Папенька французский знает? — с приклеенной улыбкой спросила Сонька.
— Чей папенька? — не понял штабс-капитан.
— Ты французский знаешь?
— Знаю. Весьма недурственно.
— Русский забудь, понимаешь только французский, — быстро сообщила воровка, видя, что полицейские уже закончили с соседним столиком.
— Здравия желаю, господа, — приложил ладонь к козырьку главный полицейский, подойдя к ним. — Проверка документов. Прошу предъявить паспорта.
— Конечно, пожалуйста. — Сонька немедленно открыла сумочку, бросила штабс-капитану по- французски: — Покажи, папочка, паспорт. Господин полицейский желает его посмотреть.
— А в чем дело? — с некоторым возмущением спросил тот.
— Видимо, кого-то ловят. — Девушка достала паспорт, подняла наивные глаза на полицмейстера, спросила по-русски, но с акцентом: — Вы кого-то ловите?
Тот не ответил, полистал документ, вслух прочитал:
— Анна Дюбуа…
— Он что, в чем-то тебя подозревает? — снова включился в игру штабс-капитан, изложив свою претензию на хорошем французском.
— Нет, папочка, — улыбнулась Сонька, — он просто проверяет документы.
— Чего он? — нахмурился полицмейстер.
— Не понимает ваших действий.
— Сейчас поймет. — Офицер взял паспорт штабс-капитана, прочитал: — Андре Дюбуа… Отец, что ли?
— Да, мой папа. К сожалению, он не говорит по-русски.
— Почему?
— Не знаю… — смутилась от такого вопроса мадемуазель. — Видимо, еще не успел выучить.
— Русский надо знать! — твердо заявил полицейский. — Это главный язык человечества!
— Да, мы знаем. Поэтому мы и приехали в Россию.
— Ну да, — недовольно буркнул полицмейстер. — Приехали в Россию, а катитесь в Одессу. Одесса, господа, не Россия!
— Почему?
— Потому что Россия — это поля, леса, народ! Простор! — Полицейский широко повел руками, и перед самым носом девушки сверкнули серебряные часы, выглядывающие из карманчика сюртука. — А Одесса — воры да евреи.
— А я немножко еврейка, — виновато сказала Сонька.
— Напрасно. Такая красивая — и вдруг еврейка, — вздохнул страж закона и посоветовал: — Но вы, хоть и еврейка, будьте в Одессе поосторожней. Особенно ваш папашка-француз, мадемуазель. Обчистят как липку.
— Что сказал господин полицейский? — спросил по-французски штабс-капитан.
— Он сказал, чтоб мы были в Одессе поосторожней. Там очень много воров, — ответила с улыбкой Сонька и, повернувшись к полицмейстеру, кокетливо заглянула ему в глаза: — А кого вы все-таки ловите,
