— Я, господин полицмейстер, очень хорошо разбираюсь в камнях, — заверила Сонька. — Почти все камни господина Циммермана — подделки! И ваш высший свет ходит в дешевых стекляшках!
Полицмейстер с недоверием смотрел на француженку.
— Вы это серьезно?
— Не вижу повода для шуток, — усмехнулась она.
— Ну, жидовская рожа! — игриво изумился Агеев, ударив себя по ляжкам. — А я смотрю, не успел приехать из своей Одессы, как уже один из самых богатых людей города!.. Ну, жулье! — Оглянулся на оставшийся позади магазин Циммермана, шутливо погрозил пальцем. — Ну, Циммерман, теперь ты у меня покрутишься!.. Завтра же нашлю сыскную полицию!
Когда уселись в карету, полицмейстер утешительно поцеловал руку дамы, доверительно сообщил:
— У меня для вас, Матильда, припасен камень, от одного вида которого вы можете лишиться рассудка.
— Что за камень? — удивилась она.
— Бриллиант!.. Редчайшей породы и загадочности! Мне презентовали его совсем недавно, и я сам не успел еще в полной мере насладиться его красотой и величием.
— Вы заинтриговали меня, генерал.
— Когда вы увидите его, да к тому же услышите невероятные приключения, связанные с ним, то в полной мере оцените мое расположение к вам.
— Когда это случится?
— Полагаю, в самое ближайшее время.
— Буду ждать.
Экипаж катился по улицам величественного и печального северного города.
Михелина еще не спала, когда в ее комнату вошла мать, опустилась на край постели.
Дочка отложила книгу, вопросительно посмотрела на мать.
— Что?
— Странно, — задумчиво произнесла та. — У меня сегодня был крайне загадочный разговор с полицмейстером.
Дочка села поудобнее.
— Он о чем-то подозревает?
— Думаю, да. Но самое любопытное, он почти дал понять, что черный бриллиант у него.
— Как это?
— Не понимаю. Сказал, что постарается удивить меня бриллиантом редчайшей породы и загадочности.
— Может, он о чем-то другом?
— Хотелось бы думать. Но чутье подсказывает, что готовится какая-то ловушка.
Михелина обняла Соньку.
— Мам, ты просто устала и фантазируешь всякие глупости.
— Возможно, — кивнула та. — Но камень просто так не мог исчезнуть. Он либо у княжны, либо его нашел дворецкий.
— А при чем тут полицмейстер?
— Пока не знаю. Возможно, кто-то из этих двоих, чтобы избавиться от камня, передал его как раз именно Василию Николаевичу.
— А как это узнать?
— Буду пытаться. — Воровка с улыбкой поцеловала дочку в лоб и покинула комнату.
Белые ночи, наступившие совсем недавно в Петербурге, манили горожан, уставших от долгой дождливой весны, на улицы, в парки, к Неве. Народ не спал, наслаждался бесконечным светло-молочным днем, любил и нежился с особой, ненасытной страстью.
Михелина и князь Андрей прогуливались по Летнему саду. Иногда останавливались, брались за руки, поворачивались друг к другу, смотрели в глаза влюбленно и печально.
Потом шли дальше, находили укромное, безлюдное место, касались лицом лица, говорили друг другу слова простые, наивные, вечные.
— Вы будете ждать меня, Анна? — спрашивал юноша.
— Конечно. Всегда.
— А если придется ждать очень долго?
— Для меня время не имеет значения.
— А если я погибну?
— Вы не погибнете, Андрей.
— Но вдруг случится такое?.. Вы выйдете замуж?
— Я не хочу думать об этом.
— Хорошо, не погибну. Вернусь с войны раненым и беспомощным?
— Все равно я буду любить вас.
— Клянитесь.
— Клянусь.
— Я вас люблю, Анна.
— Я вас тоже.
Они порывисто обнимались, находили губы друг друга и принимались целоваться жадно, ненасытно, будто прощались навсегда.
В день выписки Таббы из больницы возле подъезда собралась довольно внушительная толпа поклонников. Здесь же стояли около десятка карет и даже один автомобиль, медперсонал больницы тоже высыпал на улицу в ожидании примы.
Когда госпожа Бессмертная, все еще слабая после болезни, наконец появилась между колоннами, поклонники стали бросать в ее сторону цветы, аплодировать, выкрикивать восторженные приветствия.
Таббу сопровождали братья Кудеяровы, сзади топтались Изюмов и еще несколько артистов оперетты. Петр держался рядом с примой, неся в руках огромный букет цветов, Константин же созерцал происходящее словно со стороны, высокомерно и иронично.
Когда прима почти достигла экипажа, из толпы выдвинулся молодой человек в военном френче без погон, с палочкой и перегородил ей дорогу.
— Госпожа Бессмертная, вы меня не помните?.. Вы были в госпитале и подарили мне этот кулончик.
— Конечно помню. — Табба поцеловала юношу в щеку и стала с помощью графа Кудеярова-старшего усаживаться в карету.
— Я вас никогда не забуду! — крикнул молодой человек, подняв трость. — Теперь я живу только вами!.. Меня зовут Илья!.. Илья Глазков!
Прима махнула ему из окна, Петр рухнул с ней рядом, и карета резво взяла с места.
— Спасибо, что хоть сегодня навестили, — бросила девушка графу.
— Дела, милая, дела, — развел руками тот. — Время сами видите какое.
— Не вижу. В больнице окна зашторены, стены толстые.
Граф расхохотался.
— Так, может, есть смысл так и жить в больнице?
— Нет уж, с меня хватит.
Воры — Артур, Улюкай, Безносый и Резаный — сидели на «хазе», пили чай, а кто и белое вино, кушали фрукты и слушали новость, которую им принес их стукачок, младший полицейский чин Феклистов.
— После пытки Кабан сутки отлеживался, потом подписал бумагу.
— Бумагу о чем? — переспросил Безносый.
— Что будет у полиции на бечевке. Зорить станет любого из вас. А уж ежли, часом, наткнется на
