увидел, как во двор вкатилась пролетка с пятью полицейскими, которые слетели на землю и немедленно бросились на второй этаж в сторону его комнаты.
— О, зохен вей! — закатил глаза к потолку Иловайский. — Зачем ты посылаешь мне не того, кого я жду, а совсем разных по одежде и половым признакам?!
Михелина тем временем открыла неприметную дверь и оказалась как раз в том месте, где ее высадила пролетка. Она привычно огляделась и направилась в сторону перекрестка, где кучковались в ожидании клиентов извозчики.
…Били Яшу палками по пяткам. Он лежал в обшарпанной комнате на длинной деревянной скамейке животом вниз, изо всех сил цеплялся ногтями за ее ножки, скрипел зубами, негромко стонал, не в состоянии вытереть кровавые пузыри, выступающие на его губах.
Рядом стоял «жених», наблюдавший за экзекуцией, ждал, когда здоровенный надсмотрщик закончит считать количество ударов.
— Десять, — произнес наконец тот, смахивая пот со лба.
— Уважаемый, — простонал Иловайский, — кажется, вы одного удара таки не досчитались.
«Жених» подошел к нему, подцепил пальцем подбородок.
— Снова повторяю вопрос, Яша… На чьи имена были выписаны паспорта воровок?
— Если б я все помнил, я бы не жил на Молдаванке, а давно женился бы на английской королеве и вы служили бы у меня садовником. Чтоб я мог вам не только щекотать по пяткам, но также срезать ногти на всех ногах!
«Жених» взглянул на надзирателя, кивнул.
— Пять палок.
— Теряете ресурс, уважаемый, — попытался улыбнуться Яша. — Бейте все десять, чтоб Яша уснул быстро и навсегда.
Камера, в которой находился банкир Крук, была выкрашена в белый цвет. Все остальное здесь было также белым — нары, постельное белье, вмонтированный в пол столик. Даже решетки на окнах и то были белыми. Три лампы, освещающие камеру, светили невыносимо ярко.
Когда полицмейстер Соболев в сопровождении конвоира явился в камеру, банкир сидел за столиком, бессмысленно уставившись красными глазами на довольно успешно склеенные фотографии Соньки и Михелины. Тут же стоял пузырек с клеем.
— Доброго здоровья, Юрий Петрович, — бодро поздоровался полицмейстер. — Как наше драгоценное?
Крук взглянул на него, не ответил, перевел глаза на фотографии.
— Ступай, — махнул Аркадий Алексеевич конвоиру и, когда тот исчез, шагнул к Круку поближе. Взял склеенные фотографии, поцокал языком. — Молодцом, Юрий Петрович… Прям как новенькие! Молодцом!
Банкир поднял руки, показал опухшие, с кровоподтеками пальцы.
— Что это? — спросил полицмейстер.
— Учили, как правильно клеить фотографии.
— Кто посмел? За что?
— За то, что плохо получалось.
— Ну, изуверы! — возмутился Соболев. — Им это с рук не сойдет! По морде определите, кто больше всего старался?
Крук посмотрел на него с тихой ненавистью и произнес:
— Я подам на вас в суд!
— И правильно поступите! — полицмейстер опустился на нары. — Какой же я начальник, ежели позволяю подчиненным так издеваться над живым человеком?! Судить меня нужно и гнать взашей с должности!
Затем поинтересовался:
— Свет не шибко мешает?
— Распорядитесь выключить. Иначе тронусь умом.
— Ну, варвары! — снова возмутился Аркадий Алексеевич. Подошел к двери, крикнул: — Погасите свет, идолы!.. И больше не включать!
Свет почти мгновенно погас, в камере стало непривычно сумрачно, почти темно.
— Ничего не вижу, — сказал Крук.
— Обвыкнетесь, это с непривычки, — успокоил полицмейстер и снова сел на нары. — Хорошая новость для вас, Юрий Петрович.
— Предоставите свидание с мадемуазель?
— Этого пока не будет. Зато мы освобождаем вас.
— А что с мадемуазель?
— Вы даже не обрадовались?
— Меня интересует мадемуазель.
— С нею проводятся следственные действия. Вы же свободны и можете поступать сообразно вашим желаниям, вплоть до подачи на меня в суд.
— За этим не заржавеет.
— Опять же ваше право. Но перед этим я намерен устроить вам свидание с неким господином, после чего ваше отношение к даме сердца, возможно, несколько подкорректируется.
Андрей находился в одной из комнат свиданий управления, когда сюда вошел Крук, а следом за ним переступил порог следователь Конюшев.
Князь поднялся, удивленно посмотрел на вошедших.
— Здравствуйте, князь, — поздоровался Сергей Иванович и представился: — Следователь Конюшев.
— По-моему, мы как-то встречались, — вспомнил тот.
— Да, я однажды имел удовольствие общаться с вами и вашей кузиной, — ответил следователь. — Надеюсь, у вас остались также самые приятные воспоминания?
— Приятнее некуда… Вы теперь служите в Одессе?
— Я служу везде, куда зовет меня долг и честь. — Конюшев повернулся к Юрию Петровичу, показал на Андрея. — Князь Ямской. В вашем распоряжении полчаса. Думаю, вам будет о чем и о ком побеседовать!
И покинул комнату.
Банкир и князь остались друг против друга, первый смотрел подозрительно, второй — в ожидании.
— Что у вас с руками, сударь? — чтобы начать разговор, нарушил молчание князь.
— Мелочь… Местные умельцы обучали работе с фотографиями, — несколько раздраженно отмахнулся тот и в свою очередь спросил: — Мне сказали, вы знакомы с мадемуазель Ангелиной?
— С мадемуазель Ангелиной? — удивился князь. — Не понимаю, о ком речь.
— Она каторжанка… с матерью бежала с Сахалина, и я встретил их на пароходе.
— Может, вы имеете в виду мадемуазель Михелину?
— Ее мать… знаменитая воровка Сонька Золотая Ручка.
— Все верно. Но имя девушки вовсе не Ангелина. Зовут ее Михелина.
— Мне она представилась Ангелиной, — пожал плечами банкир и, оценив состояние князя, предложил: — Предлагаю присесть. Вам трудно стоять.
— Благодарю.
Оба уселись друг против друга. Крук натянуто улыбнулся:
— И что же вас привело в Одессу?
— Почему я должен перед вами отчитываться?
— Вас что-то связывало с мадемуазель Ангелиной… или как там ее… с Михелиной?
