закованного по рукам и ногам… Вот еще какие-то лица, мужские и женские.
И вдруг — Табба.
Она бежала, стараясь не споткнуться, не упасть, ни на кого не глядя.
— Табба! — закричала Миха.
Сонька задрожала, попыталась вырваться из рук дочки, продвинуться ближе к бегущим.
И увидела. Из ее горла вырвался отчаянный, хриплый вопль:
— Табба!.. Доченька!
Та не слышала.
— Табба!..
— Мы здесь, Табба! — закричала Миха. — Посмотри на нас! Я с мамой!
От неожиданного крика Бессмертная подняла голову, повернула ее в сторону кричащих и, казалось, на миг узнала их.
Подняла руку, прокричала что-то в ответ и исчезла в общей, бегущей на пароход массе.
Михелина вытаскивала Соньку из плотной беснующейся толпы, та упиралась, отбивалась, стараясь броситься туда, где была ее старшая дочь.
…Уходили из Одессы они той же ночью.
Неожиданно начался мелкий колючий дождь, под ногами быстро развезло грязь, и стало трудно идти.
Город остался далеко позади. Сонька и Михелина тащились по узкой грунтовой дороге, спотыкаясь и скользя в колдобинах, путаясь в жухлой колючей траве.
Кроме котомки за плечами Михи, ничего из имущества у них не было.
Дождь усиливался.
Дочка обнимала мать, поддерживала, когда та уставала и останавливалась передохнуть.
Затем они вновь собирались с силами и тащились дальше, уходя в пространство, растворяясь в нем.
И вот их почти совсем не стало видно: лишь две точки на краешке серого горизонта. Дождь принялся хлестать с особенной силой, словно стремился смыть следы, оставшиеся на размокшей дороге после ушедших в неизвестность женщин.
В небытие…
