— Что за бред вы несете, господин! — она попыталась встать.
Изюмов почти силой усадил ее обратно.
— Умоляю, еще пару минут… Вам нельзя сейчас идти в театр! Гаврила Емельяныч ждут вас с нехорошими намерениями. А с ним также господин следователь, которого вы хорошо знаете!
— Какой следователь? — удивленно спросила Табба.
— Который вел дело вашей маменьки и который желал застрелиться.
— И что они от меня хотят?
Изюмов оглянулся, подсел еще ближе.
— Я подслушал… Спрятался за штору и подслушал. Они-с замышляют желание опозорить вас, потому как догадываются, кто вы есть на самом деле!
— Ничего не понимаю.
Бывший артист какое-то время не сводил с Бессмертной взгляда, затем вдруг расплакался.
— Гаврила Емельяныч велел шпионить за вами, что я, подлый человек, и делал… И докладал-с. Теперь же, когда услышал об их дурных намерениях, понял, что не только теряю стыд и совесть, но и окончательную любовь к вам-с. Поэтому решился встретить и обо всем поведать.
Табба смотрела на него холодно, с недоверием.
— И что они такого мне намерены сделать?
— Мне неизвестно. — Николай вытер мокрые глаза. — Но планы их, мадемуазель, крайне нехороши. Я ведь следил за вами в разном обличье не только у дома Брянской, но даже возле танцевальных курсов!
— Зачем?
— Чтоб опять же докладать. Не только Гавриле Емельянычу, но даже господину следователю. Они почему-то вами крайне заинтересованы!
Табба поднялась.
— И все-таки я пойду к Гавриле Емельянычу.
— Не надо!.. Умоляю! Они что-то готовят! К тому же к вашему визиту приглашен князь Икрамов!
— А он зачем?
— Мне неведомо. Знаю только, что он очень важный чиновник в Департаменте полиции!.. Может в любой момент надеть наручники!
Табба усмехнулась:
— Это даже интересно. — Сделала несколько шагов от бывшего артиста, оглянулась. — Подойдите, любезный.
Тот торопливо приблизился, замер в двух шагах.
— Вы ведь меня все еще любите, Изюмов? — почему-то шепотом спросила Табба.
— Бесконечно, — так же шепотом ответил тот.
— И готовы служить?
— Вне всякого сомнения. Вечно-с!
— В таком случае просьба: вы прекращаете слежку за мной, на вопросы Гаврилы Емельяныча и следователя несете всякий бред и чепуху, о неприятностях, грозящих мне, сообщаете немедленно и без вранья.
— С радостью исполню. Только как я вас разыщу?
— Я сама вас разыщу, — улыбнулась Табба, подмигнула и направилась к театру.
…Филимонов на этот раз встретил гостью сухо и едва ли не официально. Жестом показал на стул, заметил:
— Вы, мадемуазель Бэрримор, исключительно пунктуальны.
— Воспитание, — улыбнулась она.
— Плюс к этому — английская кровь! — поднял палец Гаврила Емельянович.
— Английской крови во мне никакой. Больше — еврейской.
— Бэрримор — еврейская фамилия?
— Не думаю. Но евреи, вы знаете, любят принимать распространенные фамилии в странах, которые они определяют для жительства.
— Верное замечание, — несколько удивился Филимонов и уселся напротив. — Так с чем вы пожаловали, мадемуазель?
— У вас плохо с памятью, сударь? — вскинула брови гостья.
— Нет, я все отлично помню. Но мне важно еще раз услышать о ваших намерениях.
Табба посмотрела на него с удивлением.
— Намерение одно — играть в вашем театре. Директор расхохотался.
— Насколько нахально, настолько же прелестно! — Он взял ее руку, поцеловал пальчики. — С чего начнем-с?
— Я вам нравлюсь?
— Весьма.
— И вы желаете завести со мной интрижку?
— Почему нет?.. Вы мне — любовь. Я вам — карьеру. Устраивает такой обмен? — Филимонов снова взял руку гостьи.
— Не совсем, — освободилась она от него. — Я должна иметь гарантии.
— Гарантии вашего выступления на сцене?
— Моей карьеры. Причем карьеры успешной.
— Но вы ведь непрофессиональная актриса?!
— Кто вам сказал?
— Вы сами об этом говорили.
— Я пошутила.
— Но я ведь тоже немного разбираюсь в актрисах!
— В актрисах. Но не во мне.
— А что же в вас особенного?
— А вы не догадываетесь?
Директор сглотнул сухость в глотке.
— Даже не могу предположить.
Бессмертная сняла очки, чуть приподняла локон волос, показывая шрам.
— Видите?
— Что это? — не сразу понял директор.
— Шрам.
— Что из этого?
— Меня пытались убить, но промахнулись.
— Даже такое было в вашей жизни?
— Представьте.
— Кто этот негодяй?
— Некий артист… А теперь вот так, — Табба неожиданно сняла с себя парик. — Так я вам никого не напоминаю, Гаврила Емельянович?
Тот отшатнулся.
— Госпожа Бессмертная?
— Вы удивлены?
— Удивлен. Причем крайне.
— Врете. Вы ведь едва ли не с первого моего появления здесь поняли, что я никакая не Жозефина Бэрримор. Поняли и продолжали играть дурочку.
— Со второго, — уточнил Гаврила Емельянович. — Первый раз я ничего такого даже не заподозрил, клянусь. — Вытер вспотевший лоб рукавом, спросил: — А ради чего вы ломали со мной комедию?
— Из пустого интереса.
— Талантливо, ничего не скажешь.
— Теперь вы готовы взять меня в театр?
