Полное собрание стихотворений

ураган.
Уже рубцами вся покрыта
С крестом тяжелая броня,
И окровавлены копыта
Его могучего коня...
Как вдруг воитель незнакомый,
Наперевес копье подняв,
Отважным замыслом влекомый,
Вперед кидается стремглав.
С мольбой о помощи трикраты
Танкред Спасителя призвал
И сарацина шлем косматый
Железной палицей сорвал;
И что ж? рассыпалась кудрями,
Как златоструйными волнами,
Густая девичья коса,
Пред ослепленными очами
Открылась дивная краса,
Румянец отрочески нежный
И мрамор шеи белоснежной.
Клоринда, враг его жестокий,
Клоринду в ней он узнает,
Чье имя громко на Востоке, —
Неверных гордость и оплот.
Тяжелый меч, разить готовый,
Невольно рыцарь опустил.
И пред красавицей суровой
Благоговейно отступил.
Помочь Танкреду в бой кровавый
Из строя рыцарских дружин
Летит, исполнен жаждой славы,
Гьюскар, отважный палладин;
И над прелестной головою
С челом нежней эдемских роз
Он святотатственной рукою
Секиру тяжкую занес.
Но от смертельного удара
Танкред Клоринду защитил, —
Оружье пылкого Гьюскара
Он, негодуя, раздробил.
Коснулось шеи лебединой
Оно слегка, – и кровь на ней,
Как драгоценные рубины,
Зарделась в золоте кудрей.

Он поднял мрачное забрало —
И благородно, и светло
Любовью чистою дышало
Его открытое чело.
…………………………….
Скажи, Клоринда, что с тобою,
Зачем ты медлишь оттолкнуть
Гяура с гордою враждою?
Ужель под медною бронею
Трепещет любящая грудь?
Но вот, потупив взор лазурный,
Молчанье строгое храня,
Ты понеслась, как вихорь бурный,
Пришпорив быстрого коня.
В лучах полуденных сверкает,
Как из огня, доспех на ней,
И ветер ласково играет
С волнами вьющихся кудрей.

Не меч, не пролитая кровь, —
Ту битву грозную решила
Лишь красоты благая сила,
Миротворящая любовь.

Ноябрь 1882

Детям

Не под кровом золоченым
Величавого дворца,
Не для счастья и довольства,
Не для царского венца —
Ты в приюте позабытом
Вифлиемских пастухов
Родился – и наг, и беден, —
Царь бесчисленных миров.
Осторожно, как святыню,
В руки Мать его взяла,
Любовалась красотою
Безмятежного чела.
Ручки слабые Младенец
В грозно сумрачный простор
С беспредельною любовью
С лона Матери простер.
Все, что борется, страдает,
Все, что дышит и живет,
Он зовет в свои объятья,
К счастью вечному зовет.
И природа встрепенулась,
Услыхав Его призыв,
И помчался ураганом
Бурной радости порыв.
Синева ночного неба
Стала глубже и темней,
И бесчисленные звезды
Засверкали ярче в ней;
Все цветы и все былинки
По долинам и лесам
Пробудились, воскурили
Благовонный фимиам.
Слаще музыка дубравы,
Что затронул ветерок,
И звучнее водопадом
Низвергается поток,
И роскошней покрывалом
Лег серебряный туман,
Вечный гимн запел стройнее
Безграничный океан.
Ликовала вся природа,
Величава и светла,
И к ногам Христа-Младенца
Все дары свои несла.
Близ пещеры три высоких,
Гордых дерева росли,
И, ветвями обнимаясь,
Вход заветный стерегли.
Ель зеленая, олива,
Пальма с пышною листвой —
Там стояли неразлучной
И могучею семьей.
И они, как вся природа,
Все земные существа,
Принести свой дар хотели
В знак святого торжества.
Пальма молвила, склоняя
Долу с гордой высоты,
Словно царскую корону,
Изумрудные листы:
«Коль злобой гонимый
Жестоких врагов,
В безбрежной равнине
Зыбучих песков,
Ты, Господи, будешь
Приюта искать,
Бездомным скитальцем
В пустынях блуждать,
Тебе я открою
Зеленый шатер,
Тебе я раскину
Цветочный ковер.
Приди Ты на отдых
Под мирную сень:
Там сумрак отрадный,
Там свежая тень».
Отягченная плодами,
Гордой радости полна,
Преклонилася олива,
И промолвила она:
«Коль, Господи, будешь
Ты злыми людьми
Покинут без пищи —
Мой дар Ты прими.
Я ветви радушно
Тебе протяну
И плод золотистый
На землю стряхну.
Я буду лелеять
И влагой питать,
И соком янтарным
Его наливать».
Между тем в унынье тихом,
Боязлива и скромна,
Ель зеленая стояла;
Опечалилась она.
Тщетно думала, искала —
Ничего, чтоб принести
В дар Младенцу-Иисусу
Не могла она найти;
Иглы острые, сухие,
Что отталкивают взор,
Ей судьбой несправедливой
Предназначены в убор.
Стало грустно бедной ели;
Как у ивы над водой,
Ветви горестно поникли,
И прозрачною смолой
Слезы капают обильно
От стыда и тайных мук,
Между тем как всё ликует,
Улыбается вокруг.
Эти слезы увидала
С неба звездочка одна,
Тихим шепотом подругам
Что-то молвила она,
Вдруг посыпались – о чудо! —
Звезды огненным дождем,
Елку темную покрыли,
Всю усеяли кругом,
И она затрепетала,
Ветви гордо подняла,
Миру в первый раз явилась,
Ослепительно светла.

С той поры, доныне, дети,
Есть обычай у людей
Убирать роскошно елку
В звезды яркие свечей.
Каждый год она сияет
В день великий торжества
И огнями возвещает
Светлый праздник Рождества.

Декабрь 1882

Из Горация (II книга, XVIII ода)

Не блестит мой скромный дом
Золотыми потолками,
Нет слоновой кости в нем,
И над стройными столбами,
Что готовит богачам
Житель Африки далекой, —
Плиты мраморные там
Не покоятся высоко.
Мне в наследство не дадут
Твой чертог, о царь Азийский;
Мне рабыни не прядут
Нежный пурпур лаконийский.
Песен дар – вот мой удел,
А сокровище мне – лира;
С ней бедняк пленить сумел
Самодержцев полумира.
Здесь, в тиши сабинских нив,
Всем, что нужно, я владею,
И спокоен, и счастлив,
Больших благ просить не смею.
День за днем, за часом час
И за годом год уходит,
А безумец, суетясь,
Беспокойно жизнь проводит.
Неминуемый конец
Позабыв, прилежно строя
Пышный мраморный дворец, —
Он не ведает покоя.
Предприимчивости полн,
Побеждает он пучину,
Воздвигает против волн
Величавую плотину.
Он, корыстью ослеплен,
Не щадит межи соседней,
И жестоко хитит он
Бедняка кусок последний:
И, постигнутый бедой,
Унижением гонимый,
Тот бежит с детьми, с женой,
Покидает кров родимый.
А меж тем для всех людей
Нет вернейшего жилища,
Чем подземный мир теней,
Чем немая сень кладбища.
Где же цель людских трудов,
И на что мы тратим силы?
Властелинов и рабов
Не равно ли ждут могилы?
Даже мудрый Прометей
Обмануть не мог Харона;
Даже Тантала детей
Укрощает власть Плутона.
Смерть навек освободит
Угнетенного страдальца,
Успокоит, приютит
Утомленного скитальца.

1883

«В царстве солнца и роз я мечтал отдохнуть…»

В царстве солнца и роз я мечтал отдохнуть,
Здесь дышала легко беззаботная грудь...
Вдруг неслышно мелькнул бледный призрак за мной, —
Он мне в очи глядел, он кивал головой.
Наклонившись ко мне, стал он тихо шептать:
«Я с тобою, мой друг, я с тобою опять!..
Мне, угрюмой тоске, обречен навсегда,
Ты не в силах бежать от меня никуда:
День и ночь по следам я гналась за тобой —
В небесах – облачком, в море – грозной волной;
Я – подруга твоя, – и в объятьях моих
Охраню я тебя от лобзаний чужих:
Я, как черная мгла, как дыхание бурь,
Омрачу небеса и морскую