Полное собрание стихотворений

смущеньи
Остановилась на мгновенье.
Он отвернулся, покраснел.
Она прочла в лице больного
Весь ужас смерти. Посмотрел
Он с недоверием сурово,
К постели подошел и лег.
Но все ж в очах – немой упрек...

XXVII

Смутясь, они молчали оба.
Она не подымала глаз...
Дыханье смерти, – холод гроба
Меж них повеял в первый раз.
Он с непонятным раздраженьем
За каждым взором и движеньем
Смущенной Ольги наблюдал,
Но близость смерти неизбежной
Ловил намеки, избегал
Порывов искренности нежной.
Был рад, когда нашел предлог
И начал ссору, и не мог

XXVIII

Он победить в душе волненье:
«Я от людей давно ушел,
Чтоб умереть в уединенье...
Вы сами видите: я зол,
Жесток и мелочен... Вы правы, —
Вы трудитесь для Божьей славы!
Я понимаю вашу цель:
Вам хочется меня заставить
Поверить в Бога. Но ужель
И полумертвого оставить
Нельзя в покое? Даром сил
Не тратьте: я умру, как жил —

XXIX

Лишь с верой в разум!.. Вы молчите,
Но вам притворство не к лицу:
Я знаю, к Богу вы хотите
Вернуть заблудшую овцу.
Подумайте, какая мука,
Когда порой вы даже звука
Не произносите, – в глазах
У вас я мысль о Боге вижу.
О, этот детский глупый страх
От всей души я ненавижу!..
Прошу вас, уходите прочь, —
Вы мне не можете помочь!..»

ХХХ

Ее в порыве злобы бурной
Он с наслажденьем мучил, мстил,
Бог весть, за что: «Уйди, мне дурно...» —
Он слабым голосом молил.
Она в отчаянье уходит,
По городу без цели бродит;
Светло; но в тусклых фонарях
Вечерний газ давно желтеет
В прозрачном небе. На ветвях
Деревьев гроздьями белеет
Пушистый иней: он везде —
И у прохожих в бороде,

XXXI

И на косматой лошаденке,
На белокурых волосах
Бегущей в лавочку девчонки,
На меховых воротниках...
Скрипят полозья, мчатся санки.
Кипящий сбитень и баранки
Разносит мужичок с лицом
Замерзшим, в теплых рукавицах.
Веселье бодрое кругом —
И в звонком воздухе, и в лицах,
И в блеск розовых снегов
На кровлях сумрачных домов.

ХХХII

Уж в освещенных магазинах
И в окнах лавок овощных
Мороз играет на витринах
Цветами радуг ледяных.
Там – масла сливочного глыба
И замороженная рыба,
Там зайцы жирные висят.
Хозяек опытные взоры
Пленяют дичи, поросят
И овощей зеленых горы.
Лазурь вечерняя темней...
И снежных искр, живых огней

ХХХIII

Как будто полон воздух синий...
А в сердце Ольги – тишина.
Как посреди немой пустыни —
Она в толпе совсем одна,
Мертва, бесчувственна... Читает
Спокойно вывески, не знает,
Куда идет. Казалось ей
Такою призрачной, далекой
И непонятной жизнь людей.
Душа, затихнув, спит глубоко...
Но скоро бедная домой
Вернулась с прежнею тоской

XXXIV

И робко подошла к постели:
Он бредил, на его щеках
Слезинки жалкие блестели...
Он с тихою мольбой в устах
И с выраженьем детской муки
К груди прижал худые руки:
«Да где ж она?.. Ведь я люблю...
О, как я мог!.. За что обидел
Голубку бедную мою...
Теперь она ушла... я видел, —
Ей было горько... не придет!..»
– «Я здесь! – она его зовет, —

ХХХV

Я здесь, мой милый!..» Он не слышит,
Напрасно Ольга обняла
Больного; он с усильем дышит...
«Она ушла, совсем ушла»...
И плачет тихими слезами
И долго мутными глазами,
Ее не видя, смотрит вдаль.
В лице – покорная, немая
И безнадежная печаль...
Полоска бледно-голубая
Светлеет в окнах: первый гул
Столицы слышен... Он уснул.

XXXVI

И видел сон: идет куда-то
По длинным комнатам, пустым
И мрачным... Сердце в нем объято
Тревогой смутной. А над ним
По темным лестницам и сводам,
По бесконечным переходам,
Как будто шум от сквозняка,
Был слышен свист однообразный,
Пронзительный. В груди – тоска,
Мечты унылы и несвязны...
Уж он устал, но все вперед,
Вперед по комнатам идет.

ХХХVII

И громче ветра шум пустынный;
И сквозь таинственную мглу
Он видит – кто-то темный, длинный
Стоить, не двигаясь, в углу.
И с головы до ног упало,
Его закутав, покрывало.
Порой лишь складки черных риз
Дыханье ветра подымает, —
Они колеблются, и вниз
Одежда медленно сползает...
Он чувствует – последний час
Пришел... И не отводит глаз,

ХХХVIII

И смотрит в ужасе смертельном.
Напрасно хочет он бежать...
В его томленье беспредельном
Есть жажда наконец узнать,
Проникнуть в страшный смысл загадки.
Он видит: трепетные складки
Сейчас лицо откроют... Вот —
Все ниже, ниже покрывало.
Еще мгновенье – и падет...
Вдруг ветер зашумел, – упало,
Он понял: это – смерть!.. И вдруг
Проснулся. В комнате вокруг

XXXIX

Все было ярко в зимнем блеске.
Сидела Ольга у окна...
И луч играл на занавеске.
Борис почти не помнил сна,
Но поглядел кругом бесстрастно...
И он почувствовал так ясно
И понял смерть, как никогда.
От всех порывов, колебаний
И от надежды – ни следа.
И нет любви, и нет желаний!
В его душе, в его очах —
Теперь один безмолвный страх.

XL

Больной о смерти думал прежде
По книгам, по чужим словам.
Он умирал в слепой надежде,
Что смерть еще далеко, там,
В грядущем где-то. Он сумеет
С ней помириться, он успеет
Вопрос обдумать и решить
И приготовиться заране...
И – вот он понял: жизни нить
Сейчас порвется. Не в тумане,
Не в дымке – подойдя к концу,
Он видел смерть лицом к лицу.

ХLI

И стоицизм его притворный,
И все теории, как дым,
Исчезли вдруг пред бездной черной,
Пред этим ужасом немым.
И жизнь он мерит новой мерой.
Свой ум напрасно прежней верой
В науку хочет усыпить.
Он в ней опоры не находить.
Нет! Страха смерти победить
Умом нельзя... А жизнь уходит...
От всех познаний, дум и книг
Какая польза в страшный миг?

XLII

Как физиолог, поневоле
Он наблюдает за собой
И ждет, прислушиваясь к боли
Однообразный и тупой,
Растущей медленно, зловещей.
Что это – смерти признак вещий,
Он понял; Ольге не сказал
Ни слова. Робок и послушен,
Он только жалобно стонал,
К словам участья равнодушен:
Он разлюбил ее давно,
Терпел и думал: «Вот оно!»

ХLIII