Полное собрание стихотворений

лишь объедки...

Попробуй слить всю мощь страданий и любви
В один безумный вопль; в негодованье гордом
На лире и в душе все струны оборви
Одним рыдающим аккордом, —

Ничто не шевельнет потухшие сердца,
В священном ужасе толпа не содрогнется,
И на последний крик последнего певца
Никто, никто не отзовется!

1884

«С тобой, моя печаль, мы старые друзья…»

С тобой, моя печаль, мы старые друзья:
Бывало, дверь на ключ ревниво запирая,
Приходишь ты ко мне, задумчиво немая,
Во взорах темное предчувствие тая;
Холодную, как лед, но ласковую руку
На сердце тихо мне кладешь
И что-то милое, забытое поешь,
Что навевает грусть, что утоляет муку.
И голубым огнем горят твои глаза,
И в них дрожит, и с них упасть не может,
И сердце мне таинственно тревожит
Большая, кроткая слеза...

1884

Развалины

В тот день укрепленные города будут,

как развалины в лесах... и будет пусто.

Кн. Исайи XVII

То был зловещий сон: по дебрям и лесам,
Казалось, я блуждал, не находя дороги;
Ползли над головой, нахмуренны и строги,
Гряды свинцовых туч по бледным небесам;
И ветер завывал, гуляя на просторе,
И ворон, каркая, кружился надо мной;
И нелюдимый бор, как сумрачное море,
Таинственно гудел в пустыне вековой...
И вот, когда я шел кустарником дремучим,
Во мраке увидал я груды кирпичей;
Покрыты были мхом расщелины камней,
И плиты поросли репейником колючим.
По шатким ступеням спустился я к реке,
Где арки от мостов и темные громады
Низверженных бойниц чернели вдалеке.
Клубящийся туман окутал анфилады
Разрушенных дворцов и волны, и леса;
И палевой зари желтела полоса
Меж дремлющих столбов гранитной колоннады;
И расстилал залив безжизненную даль,
Едва мерцавшую, как матовая сталь.
То правда или нет, но мнилось, что когда-то
Бродил я много раз по этим берегам:
И сердце дрогнуло, предчувствием объято...
О нет, не может быть, не верю я очам!
В столице молодой все пышно и богато,
Там – жизнь и суета, а здесь лишь дикий бор,
Венчая мертвый прах покинутых развалин,
Уходит без конца в неведомый простор;
И шум его ветвей, торжественно печален,
Доносится ко мне, как грозный приговор:
«Тебя я победил, отверженное племя!
Довольно вам грозить железом и огнем,
Бессильные рабы! Мое настало время,
И снова мой намет раскинул я кругом.
Мои кудрявые зеленые дружины
Я приступом повел с полунощных пустынь
На величавый ряд незыблемых твердынь,
И вот в пыли лежат их жалкие руины!..»
Но шепоту дерев я криком отвечал:
«О нет, неистребим наш светлый идеал!
Надеяться и ждать, любить и ненавидеть,
И кровью истекать в мучительной борьбе,
Чтоб здание веков в развалинах увидеть,
О нет, могучий лес, не верю я тебе!
И смело проложу я путь к желанной цели!..»
А сосны мрачные по-прежнему шумели
И мне насмешливо кивали головой,
И я бежать хотел с безумною тоской,
Но лес меня хватал колючими ветвями,
Как будто длинными костлявыми руками;
И рвался я вперед и, ужасом объят,
Проснулся наконец... С каким порывом жадным
Я бросился к окну, как был я детски рад,
Как стало для меня все милым и отрадным:
И утра бледного сырая полутьма,
И вечный гул толпы на улице широкой,
Свистков протяжный вой на фабрике далекой,
И тяжкий гром колес, и мокрые дома.
Пусть небо надо мной безжизненно и мутно...
Я тех, кого вчера презрением клеймил,
Из глубины души теперь благословил!
О, как поближе к ним казалось мне уютно,
Как просто и тепло я вновь их полюбил!

Август 1884

На птичьем рынке

Из Анри Казалиса

Тоскуя в клетке, опустил
Орел беспомощные крылья,
Зрачки лениво он смежил
В тупом отчаянье бессилья...

А рядом – мирный уголок,
Где, о свободе не горюя,
С голубкой счастлив голубок,
Целуясь, нежась и воркуя...

И полон дикой красоты,
Порой кидает взор надменный
Орел на ласки той четы,
Ничтожной, пошлой и блаженной.

1884

«Пройдет немного лет, и от моих усилий…»

Пройдет немного лет, и от моих усилий,
От жизни, от всего, чем я когда-то был,
Останется лишь горсть немой, холодной пыли,
Останется лишь холм среди чужих могил.
Мне кто-то жить велел, но по какому праву?..
И кто-то, не спросясь, зажег в груди моей
Огонь бесцельных мук и влил в нее отраву
Болезненной тоски, порока и страстей.
Откройся, где же ты, палач неумолимый,
……………………………………………
Нет, сердце, замолчи... ни звука, ни движенья…
Никто нам из небес не может отвечать,
И отнято у нас святое право мщенья:
Нам даже некого за муки – проклинать!

1885

«...Он сидел на гранитной скале…»

...Он сидел на гранитной скале;
За плечами поникли два темных крыла.
А внизу между тем на далекой земле
Расстилалась вечерняя мгла,
И как робкие звезды в прозрачной тени,
В городах в этот час зажигались огни.
И сидел он и думал: «Как счастливы те,
Кто для сна в этот миг могут очи сомкнуть!
Только мне одному никогда не уснуть:
Повелитель миров на немой высоте
С безграничною властью моей, —
Я завидую участи жалких людей,
Я завидую тем, кто ничтожен и слаб,
Кто жестокому небу послушен, как раб,
Кто над грудами золота жадно поник,
Кто безумно ликует над жертвой в крови,
Кто в объятьях блудницы забылся на миг,
Кто вином опьянен, кто отдался любви, —
Только б чем-нибудь скорбные думы унять,
Только б мертвую скуку в груди заглушив,
Охватил бы всю душу могучий порыв,
Только б боль от сознанья могла перестать:
Эта боль хуже всех человеческих мук!
Исчезают миры, пролетают века,
Но сознанье мое – заколдованный круг,
Но темница моя – роковая тоска!
Я могу потушить миллионы планет, —
Но лишь сердца в груди я убить не могу:
От него в целом мире спасения нет,
От него я напрасно бегу.
Вечно все до последнего атома знать —
Формы, звуки, движенья, цвета —
Знать, какой вопиющий обман красота
И что кроме обмана нам нечего ждать,
Что за ним – пустота!..
И нельзя умереть, позабыться, уйти,
Ни забвенья, ни мира нигде не найти!
Смерти, смерти!»...
И в грозный, далекий предел,
Где лишь хаос царит, где кончается мир,
Сквозь мерцающий синий эфир
Он, как черная туча, стремглав полетел.
Но напрасно руками он очи закрыл
И роптал, и метался, – забвения нет:
Ураган метеоров и звезд, и планет,
И над грудами груды светил
Выступают во мгле, издеваясь над ним;
И страдающий Дух, жаждой смерти томим,
Будет вечно стремиться вперед,
Но покоя нигде, никогда не найдет.

1885

Больной

День ото дня все чаще и грустнее
Я к зеркалу со страхом подхожу,
И как лицо мое становится бледнее,
Как меркнет жизнь в очах, внимательно слежу.
Взгляну ли я в окно, – на даль полей и неба
Ложится тусклое, огромное пятно;
И прежний сладкий вкус вина, плодов и хлеба
Я позабыл уже давно...
При звуках детского пленительного смеха
Мне больно; и порой в глубокой тишине
Людские голоса каким-то дальним эхом
Из ближней комнаты доносятся ко мне.
В словах друзей моих ловлю я сожаленье,
Я вижу, как со мной им трудно говорить,
Как в их неискреннем холодном утешенье
Проглядывает мысль: «Тебе недолго жить!»
А между тем я умереть не в силах:
Пока есть капля крови в жилах,
Я слишком жить хочу, я не могу не жить!
Пускай же мне грозят борьба, томленье, муки
И после приступов болезни роковой —