– Луи, я не знаю, как мне благодарить тебя…
– Тебе незачем благодарить меня…
– Я люблю тебя…
– Молчи…
– Что вы себе позволяете,
– Угу, слово-то какое знает, ну надо же… инцест. Конечно, инцест. Еще какой…
Хохоча, Жорж ловко увернулся от обнимающих рук Геккерна.
– Луи… но это ведь не шутки. Мой отец жив и здоров. Никто тебе не позволит…
– Я столько лет служил своему королю, Жорж, что теперь он не сможет мне отказать… Я напишу твоему отцу. Я встречусь с ним. Я… я сделаю все, что смогу, для твоей семьи. Если только ты согласен… Ах, я – старый эгоист… Я просто никогда больше не смогу расстаться с тобой, mon cher… Не хочу… Сдохну без тебя… Эй… ну иди же сюда, Жорж. Посмотри…
Достав из красивой бархатной коробочки изящный золотой перстень с синими сапфирами, он надел его на палец Дантесу.
На безымянный палец левой руки.
– Луи! Я не могу… – Темно-голубые, глубокого и насыщенного оттенка, сапфиры расплывались перед глазами у Жоржа в одну большую синюю каплю.
– Это – обручальное кольцо моего отца. Я дарю его тебе… А себе теперь тоже куплю, буду носить на том же пальце… Русские носят на правой руке, и никто не догадается… Носи его, Жорж…
– Я сам тебе подарю! Я тоже могу сделать тебе подарок, Луи! Ты знаешь… русский государь назначил мне небольшое содержание, и я скоро смогу его получать…
Геккерн вздрогнул, но сделал вид, что пропустил последнее замечание Дантеса мимо ушей.
– …ма-а-а-а-а-ма!
Дантес проснулся среди ночи от собственного крика и резко сел на постели, уткнувшись головой в колени, изо всех сил пытаясь унять предательскую дрожь в теле. Его сердце отбивало частую барабанную дробь, мокрые пряди волос прилипли ко лбу, перед глазами качались медленно проплывающие по стене синие ночные тени.
– Жорж! Что с тобой? Что…
Дантес повернулся и порывисто обнял своего друга, прижавшись к нему всем телом и дрожа как в лихорадке.
– Сон, Луи… кошмар… приснилась мама, клоуны какие-то… один из них, по-моему, хотел проломить мне голову шаром. И как будто я маленький совсем, понимаешь, и никто не может меня спасти…
Дантес спрятал голову на груди своего друга, все еще пытаясь унять дрожь. Геккерн легко прижался губами ко лбу юноши, откинув с него разметавшиеся золотистые пряди, ласково поглаживая кончиками пальцев его гибкое, натренированное тело, и Жорж ощущал, как с каждой секундой Луи берет его в мучительно сладкий, опасный и вожделенный плен, из которого он был не в силах выйти, и одно лишь желание немедленно овладело им – отдаться сей же час, целиком и без остатка, отдаться на волю этих рук и взять самому все, что теперь стало неотъемлемой частью и смыслом его жизни, его любовью. Это желание было настолько острым, что он просто прижался к Геккерну всем телом и принялся как безумный целовать его в губы, в глаза, в шею, в плечи, он терся об него лицом, почти плача, все глубже проникая языком в его жадный, податливый рот. Дыхание его стало прерывистым и горячим, он склонился над Луи и стал водить кончиком языка по его животу и соскам, ощущая, как напряглось и выгнулось дугой его тело. Геккерн охнул и, застонав, впился губами в ямочку на шее своего друга… Жорж до крови закусил губу и, опустив на секунду глаза, увидел в полутьме лицо Луи, искаженное болезненной гримасой невозможного, запредельного желания. Это окончательно свело его с ума, хриплый стон сорвался с его губ, и он, уже не соображая, что делает, впился в губы Луи с такой страстью, что Геккерн почти потерял сознание…
Глава 5
Небесные сфинксы, гранитные львы
Молот жизни, на плечах мне камни дробя,
Так мучительно груб и тяжел,
А ведь, кажется, месяц еще не прошел,
Что я сказками тешил себя…
