— Вы давно узнали насчет Аликс? — спросил Джос.
Рейн перестал есть, и только поэтому можно было судить, что он понял вопрос.
— Всего лишь несколько часов назад, — ответил он спокойно. — А ты давно знаешь?
— С самого начала. — И Джос рассмеялся, видя выражение лица Рейна. — И меня удивляло, что я единственный, кто догадался. Для меня она всегда была девочкой, переодевшейся в дублет брата. И когда вы ее называли мальчиком, мне не верилось, что вы это всерьез.
— Черт возьми, как бы я хотел, чтобы ты мне об этом рассказал пораньше, — ответил Рейн с чувством, и на щеке у него появилась ямочка. — Когда несколько дней назад она писала письмо от моего имени, я едва ее не поцеловал. Мне после этого было не по себе несколько часов.
— Но вы ее заставляете работать больше, чем кого другого.
— Ну, может быть, я просто хотел, чтобы у нее фигура изменилась. — И Рейн рассмеялся. — Я одно время с ума сходил от ее ног.
— А теперь какие у вас планы насчет нее?
Оттолкнув поднос, Рейн лег на подушки. Он был еще слаб и очень устал.
— Насколько ее история правдива, не знаешь? И что ей сделал Пагнел?
— Он обвинил ее в краже, объявил ведьмой и назначил награду за ее голову.
Рейн вздернул бровь, он был смущен, что так мало знает об Аликс и о том, что у него происходит под носом.
— А как поведут себя отбросы общества, узнав, что в лагере появилась молодая девушка, за выдачу которой они получат награду?
Джос только фыркнул в ответ.
— Да, ей лучше оставаться мальчиком, — задумчиво произнес Рейн, — и под моим покровительством. Чем меньше людей знает, кто она на самом деле, тем лучше.
— Но вы сами ведь скажете Аликс, что знаете, кто она?
— Ха! — проворчал Рейн. — Пусть тоже помучается, как я. Она по любому случаю задирает на меня свой хорошенький хвостик, и сегодня утром, когда я понял, что она меня дурачила, я чуть не свернул ей шею от злости. Нет, пусть немного потомится. Она думает, что я ничего не помню. — И он быстро взглянул на Джоса. — Она думает, я не знаю, что она женщина. Пусть и дальше так думает.
Джослин встал:
— Но вы не будете с ней очень суровы, правда? Может, я ошибаюсь, но она считает, что влюблена в вас.
Рейн широко улыбнулся:
— И хорошо. Нет, я не причиню ей зла, но заставлю Аликс отведать немножко ее собственного зелья.
Через час, когда, гордо задрав подбородок, Аликс вернулась в шатер, Рейн и Джослин лениво играли и кости, не проявляя к ним особенного интереса.
— Аликс, — сказал Рейн, не удостоив ее взглядом, — ты занимался сегодня физическими упражнениями? Ты достаточно тощ, чтобы не бояться растрясти свои жалкие мышцы.
— физическими упражнениями? — выпалила она, однако сдержалась. — По причине, которая и теперь мне не совсем понятна, я очень волновался, выживете вы или умрете, и совсем не заботился, чтобы укрепить свое хилое тельце.
Рейн с удивлением и досадой взглянул на нее.
— Аликс, как ты можешь так со мной разговаривать? — тихо проговорил он. — Ты действительно жалеешь, что я выжил? Уходи, Джос. Все равно больше нет сил играть. Может, сейчас налью себе винца — ведь я достаточно уже силен, — прибавил он, с очень утомленным видом откидываясь на подушки.
Джос сдавленно закашлялся, перед тем как сунуть кости в карман, и, выпучив глаза от сдерживаемого смеха, вышел из шатра.
Аликс старалась держаться поодаль, но, увидев, как обессиленно Рейн упал на постель и как он бледен и беспомощен, смягчилась.
— Я принесу вам вина, — вздохнула она. Но у него очень дрожали руки и, обхватив его за плечи, она поднесла чашку к его губам — этим губам, которые даже сейчас заставляли ее сердце учащенно биться.
— Ты устал, — сочувственно заметил он. — А давно ли ты мылся? Самые грязные люди — это мальчишки твоего возраста. Ну да ладно, — улыбнулся Рейн и снова откинулся на подушку. — В один прекрасный день ты встретишь женщину, которой захочешь понравиться! Я тебе когда-нибудь рассказывал, как я сражался на турнире под Парижем? Там были три женщины, которые…
— Нет! — завопила она так громко, что он с невинным изумлением посмотрел на нее. — Не рассказывали, и я не желаю слушать ваши грязные байки.
— Но оруженосец должен знать не только, как обращаться с оружием. Например, когда ты играешь на лютне, то песни и мелодии, которые ты исполняешь, больше подходят для женщин. А женщинам нравится, когда мужчина сильный и уверенный в себе. Женщинам никогда не понравится хныкающий юнец, который и поет-то почти женским голосом.
— Хныкающий, — повторила глубоко оскорбленной Аликс. Возможно, она сама некрасива, но в своей музыке она уверена. — Что вы сами-то знаете о женщинах? — огрызнулась Аликс. — Если вы знаете о них столько же, сколько о музыке, то, значит, вы невежественны, как…
— Как? — спросил он с любопытством, приподнявшись и подперев себя локтем, чтобы увидеть ее лицо. — Так же, как красив, силен и любвеобилен? — поддразнивал он Рейн.
— И так же тщеславны, как невежественны, — Крикнула Аликс.
— Ах, если бы твой рост соответствовал силе твоего голоса! Ты никогда не пробовал сокрушать криком замковые стены? А может, ты в силах взять такую ноту, что вся вражеская конница покорно последует за тобой в дебри лесные?
— Довольно! Прекратите! — возопила Аликс. — Я вас ненавижу — вас, огромного, глупого, неуклюжего дворянина! — Она повернулась и уже хотела уйти, когда низкий повелительный голос Рейна заставил ее вернуться:
— Приведи Розамунду, ладно? Я себя плохо чувствую.
Она шагнула к нему, но сдержалась и вышла. Снаружи стояло много народу, очевидно прислушиваясь к громкому спору в шатре. Стараясь не обращать внимания на людей, которые веселились и обменивались тумаками, Аликс пошла на площадку для физических упражнений и три нелегких часа провела, тренируясь в стрельбе из лука.
Наконец, выбившись из сил, Аликс направилась к реке, искупалась, вымыла голову и поела, прежде чем вернуться.
В шатре было темно, тихо, и она предположила, что Рейн спит. Она подумала, что теперь, если ей хватит духу, она уйдет из лагеря и никогда не вернется. Почему же она решила, что драгоценный для нее опыт столь же дорог властелину здешних мест? Он, конечно, привык к тому, что в его постели женщины постоянно меняются, и обращает на них мало внимания. Что значит для него еще одна? Если она сейчас признается ему, что это она — его последняя победа, рассмеется он или отведет ей место среди других? Значит ли это, что они с Бланш будут развлекать его по очереди?
— Аликс? — спросил Рейн сонным голосом, — ты ел что-нибудь?
— Целое ведро съел, — ответила она язвительно, — так что скоро вырасту с вашу лошадь.
— Аликс, не злись на меня. Подойди, сядь рядом и спой мне песенку.
— Я не знаю тех песен, которые вам нравятся.
— Ну, я как-нибудь и твою перенесу, — сказал он так устало, что она смягчилась, взяла лютню и тихо заиграла, негромко подпевая.
— Ты понравишься Джудит, — пробормотал он.
— Джудит? Прекрасной жене вашего брата? Но зачем такой леди знаться с низкорожденной… низкорожденным адвокатским отпрыском? — Она чуть не сказала «дочерью», — Ей бы понравилась твоя музыка, — сказал он, засыпая, и она снова стала наигрывать и петь.
Когда Аликс уверилась, что Рейн спит, она встала на колени около постели и с минуту смотрела на него, и не только чтобы послушать, дышит ли он. Наконец она подошла к своему узкому жесткому ложу и