хихикает, затем жеманный смех переходит в захлебывающийся кашель. Она падает на колени в песок, перекатывается, и ногами начинает отбиваться от невидимых мучителей. Большинство остальных спят и ничего не замечают. Тень встает на колени рядом с ней, трясет ее за красивые плечи и ласково зовет по имени. Возле пальм несколько молодых мужчин слышат шум и направляются на помощь. Только один из них проходит полпути до воды. Другие два спотыкаются и падают ничком, как будто песок их притянул к себе. Кто-то кричит от страха, и, когда Соня поворачивается лицом к огню, Штурман видит, что из ее носа и рта идет белая пена.
— Соня! — кричит чей-то голос.
— Что происходит? — кричит кто-то другой, тщетно пытаясь разбудить спящего мальчика.
В моменты настоящего кризиса характер человека раскрывается помимо его воли. Он либо стремится спасать других, либо ищет в чужом горе собственную выгоду.
Штурман сделал свой выбор уже давно. Сегодня все прошло удачно только потому, что он несколько раз репетировал на борту «Ла Вентуры». Он ничего не смыслил в свойствах ядов, но часто видел, как посетители в модном ресторане, где он зарабатывал на жизнь уборщиком, травились, если рыба была не очень свежа. Сакситоксин без запаха, который он залил в бутылки, было несложно достать, надо было лишь найти рыбу, которая ела другую рыбу и сама отравилась.
Но он никак не мог угадать с дозировкой. Яд неравномерно распределялся в питьевой воде, одновременно заболевало всего несколько членов экипажа, и затем они снова поправлялись. Дозировки было недостаточно, чтобы вырубить сразу весь экипаж и захватить судно, чтобы поплыть, куда он пожелает. Недостаточно, чтобы забрать алмазы Петреуса себе.
У Сони в горле что-то бурлит, и она застывает. Тень поднимает голову и смотрит на Штурмана. Оба улыбаются.
Сегодня дозировка идеальна.
Камень у края воды опустел. Петреус исчез.
— Оставайся здесь! — кричит Штурман своему компаньону и бегом направляется в джунгли. Невзирая на свой возраст, он двигается с легкостью обезьяны из китайского мультфильма. По дороге он хватает лопату из жалкой кучи песка, которую собрали выжившие. Один из них пытается схватить Штурмана за ногу, но получает быстрый удар ногой в голову.
У Пёсьего острова нет памяти, нет истории.
Это идеальный холст для картины идеального зла, о котором никто не узнает, потому что если кто и сунется на этот берег, то только под наркозом историй про «Остров потерянных душ». И прятаться здесь негде, потому что красноклювые морские птицы пугливы и выдают любого чужака раньше, чем он успевает затаиться. Штурман продирается сквозь заросли и видит белую стайку этих птиц, взметнувшихся в небо и окрашенных проснувшимся солнцем в розовый. Это так красиво, что преследователь готов остановиться и полюбоваться, но он бежит дальше. Спустя несколько мгновений он торжествует, схватив Петреуса за ворот рубашки.
— Ах ты, сукин с… — шипит Петреус, прежде чем плоский клинок лопаты ударяет его в челюсть, ломая что-то внутри.
— Ничего личного, — говорит Штурман, срывая маленький рюкзак с узких плеч капитана и тут же его открывая. Он выуживает оттуда три шелковых мешка, каждый размером с буханку хлеба, и любуется на один из камней. Он сияет почти так же ярко, как его амбиции. Петреус не успевает снова заговорить — Штурман вонзает клинок в его шею, отрезая голову от его жадного тела. — Просто надо делиться.
Когда он неспешно возвращается на пляж, останавливаясь по дороге и наслаждаясь запахами тропического утра, незнакомое чувство овладевает им. Впервые в жизни человек с простым именем Питер чувствует себя довольным, даже счастливым. И даже не из-за сокровища, которое он несет за плечом. Нет, он прошел мимо нескольких источников и знает, что здесь достаточно пресной воды. Здесь есть фрукты. Рыба в море. А если поймать тех птиц, они могут на вкус оказаться как перепелки, которых он ловил в молодости. Ценность алмазов зависит от мира, в котором они находятся. А в этом мире они бессмысленны.
Тень все это время был занят. Поднимая голову, он смахивает пот с бровей.
Мертвые лежат рядком на песке, похожие на спящих детей в детском саду.
— Что с ними делать? — спрашивает он, слабо улыбаясь, когда второй вор победоносным жестом поднимает рюкзак. — Сюда скоро кто-нибудь приплывет. Притворимся, что это несчастный случай?
— Я там видел место, — говорит Штурман, припоминая пещеру рядом со скалой. — Только надо торопиться. — Он хватает Соню за руки со свежим маникюром и тащит ее как мешок с цементом.
Пару часов спустя волны приносят звук мотора.
— Вы здесь одни?
Высокий черный полицейский выходит из катера на берег, держа свою рацию бережно, как святыню.
— Слава богу, офицер, — отвечает Штурман. — Мы молились. Но вы опоздали.
— Почему это? — недоумевает полицейский, рассматривая встрепанного мужика и его странного помощника, с такой густой порослью на теле, какую увидишь не на всяком животном. — О чем это вы?
Проникать в человеческую душу быстро — навык гораздо более ценный, чем навык стрельбы из пистолета, который лежит у Штурмана в заднем кармане штанов. И гораздо более смертельный, чем рыбий яд, который вырубил весь экипаж как Торов молот. И Штурман видит, что этот полицейский восприимчив. С ним можно говорить. Он предпочитает комфорт гордыне.
— Офицер, вы когда-нибудь читали «Вкушающих лотос» лорда Альфреда Теннисона?
Штурман приобнимает его одной рукой, словно они в светском обществе.
— У него с головой все в порядке? — спрашивает полицейский у волосатого, крепче вцепляясь в рацию.
— Я в полном порядке, — уверяет Штурман, подступая к полицейскому вплотную и улыбаясь. — Это поэма про моряков, выброшенных на остров после кораблекрушения. Там они встречают лотофагов, которые дают им выпить такого божественного нектара, что они перестают думать о спасении. Они вообще перестают думать о всяком «потом», их волнует только «сейчас». Потому что питье, которое они отведали, слишком прекрасно. И они никогда больше не просыпаются. Понимаете, о чем я?
— Нет, — отвечает полицейский, отступая на несколько шагов к воде. Глаза Штурмана стекленеют и фокусируются на какой-то одной точке, как линза фотокамеры. — Я не читаю стихов.
Штурман достает один из мешков и развязывает шелковую веревку. Он извлекает пригоршню алмазов и кладет их в раскрытую ладонь полицейского.
— Они приплыли сюда на корабле, который разбился о камни справа от вас, — продолжает он, понизив голос, без улыбки. — Они выпили чаю, который считали безопасным. Он не был безопасным. Мы только что похоронили сорока двух. И вопрос сейчас вот в чем: способны ли вы принять за данность, что вкусившие лотос совершили фатальную ошибку? Потому что если способны, то, что лежит у вас в руке, поможет вам купить самый симпатичный домик на острове, который выплачивает вам зарплату. А если вы не верите, что стихи иногда сбываются, тогда я вас обоих пристрелю. Прямо сейчас.
— Питер? — вздрагивает Тень.
