Якоб медленно подходит к мужчине, разыгрывая непринужденность.
— Это тебя в неправильный бар занесло, — говорит он слегка нетрезвым голосом для пущего правдоподобия.
— Точняк, — качает головой мужчина, поднимаясь.
Его возмущение как рукой сняло. Теперь он видит перед собой товарища. Завтра вечером эта встреча превратится в веселую историю. Ничего плохого же не произошло. — Ладно, тебе надо домой. С какой ты, говоришь, яхты?
Якоб медлит всего долю секунды, прежде чем ответить:
— С «Лоры». Она красавица. Хотя, конечно, с твоей не сравнится.
Любитель Синатры морщится, и сомнение вновь прокрадывается в его прищур.
— Что-то я такой яхты тут не видел.
— Это потому что она стоит на Сэнди-Граунд, — объясняет Якоб, уже поднимаясь по лестнице. — Нас чуть не поломало чертовым штормом, когда мы пытались причалить здесь.
— Постой-ка, — раздается внезапно протрезвевший голос из-за его плеча. — Да я тебя знаю. Я тебя видел!
— Я много на кого похож, — отвечает Якоб, продолжая подъем и чувствуя, как пот проступает на рубашке точно свежая кровь.
За ним раздается щелчок, как будто кто-то ударил молотком по гвоздю, только гораздо громче.
— Ты похож на полоумного сукина сына, который бегал от полиции. Ну-ка вернись сюда, я тебя…
Якоб больше не раздумывает. Тело все делает само. Он поворачивается и прыгает на великана, стараясь дотянуться здоровым локтем до его лица. Он попадает локтем в щеку, но этого достаточно, чтобы мужчина уронил то, что держал в руке. Это оказывается ракетница с таким широким дулом, что туда бы поместился стакан молока.
— Ах ты… — вскрикивает мужчина, раскрасневшись и снова хватаясь за ракетницу. — Сукин…
Он получает в лицо трубой раньше, чем Якоб понимает, что взял ее в руки.
Владелец «Крис-крафта» падает поверх своих карт, не издавая больше ни звука. Дрожа и все еще держась за трубу, Якоб припадает к его груди, пытаясь расслышать дыхание. Но ничего не слышит. Кончай его, шепчет брат через океан времени. Если он выживет, то заложит тебя. Представляешь себе тюрьму на Багамах? Жуткое дело. Но Якоб зажимает нос великана и дует ему в рот, словно стараясь надуть огромный воздушный шар.
— Господи, ну давай же, давай, — умоляет Якоб между попытками, наблюдая, как исполинский живот медленно опадает после каждого раза.
Великан начинает кашлять. Сперва слабо, затем жадно хватая воздух горлом. Он стонет. Глаза его все еще закрыты. Якоб испытывает такое облегчение, что забывает обо всем остальном.
— У тебя мало времени, — раздается чей-то спокойный голос из-за спины. — Когда он придет в себя, он позвонит в полицию. А они, я слышал, уже о тебе разговаривают.
Якоб поворачивается, все еще держа в руках отпиленный кусок трубы, и видит бледного мужчину в цветастой рубашке, сидящего на ступеньках. Его кожа совершенно бесцветна, будто свет неправильно падает на нее. Точно он всю жизнь сидел в четырех стенах и никогда не видел солнца, отчего весь пигмент куда-то ушел.
— Вы не станете звонить в полицию?
У Якоба начинают дрожать руки.
Бледный тип только качает головой и смотрит на Якоба, и во взгляде его читается искренняя забота. Он к тому же весьма доволен собой и от этого улыбается почти как девчонка.
— Почему? — спрашивает Якоб, представляя себе участь похуже, чем арест. Потому что ему кажется, что этот человек смотрит на него как на добычу. Как на собственность. — Вы следили за мной? Кто вы?
— Меня зовут Гектор Франсиско Рамирес, — отвечает Перехватчик очень серьезным тоном, как будто давно готовился к тому, чтобы представиться полностью. — Поверь мне, я твой друг.
Лора
Ночная дежурная отеля «Конч» уже позвонила в полицию.
Она сделала это минуту назад, когда выходила из-за стойки приемной — якобы еще раз поговорить с администратором. Она шептала в трубку, чтобы женщина, ждущая по ту сторону стойки, не расслышала. Теперь она вернулась к конторке, на которой вылеплена розовая ракушка размером с колесо грузовика. Ее зовут Сорайя, и она здесь работает меньше месяца. Она ненавидит эту работу. Потому что шарлатаны, шлюхи и студенты регулярно пытаются ее уговорить пустить их в чей-то номер. Таких легко отличить от нормальных людей. Их отчаяние всегда фальшиво, а их история непременно меняется, если ее не приняли за чистую монету сразу же.
Но женщина, вцепившаяся в стеклянную столешницу стойки, от них отличается. Такую энергию в три часа ночи Сорайя встречала только у метамфетаминовых наркоманов на перекрестках в день зарплаты: специфическая искорка, которой хватит, чтобы поджечь целый город, прежде чем она истощится.
И она представилась трижды, как будто словосочетание «Лора Шталь» способно сдвигать горы.
— К сожалению, администратор ответил то же самое, что я уже сказала вам, — объясняет Сорайя, стараясь не смотреть за плечо посетительницы, откуда должны появиться полицейские. Она следит за реакцией женщины. В ее обтянутых синтетикой подмышках скапливается пот. Если эта особа в зеленой футболке и шарлатанка, то явно не такая, как остальные. Она твердит одно и то же уже который раз, как будто это волшебное заклинание, способное открыть все двери. Ее туфли покрыты пылью — можно подумать, от самого аэропорта шла пешком. Но ее глаза пылают нетерпением. Точно наркоманка, решает Сорайя.
— Нет, администратор вам ничего не сказал, — возражает женщина, называющая себя Лорой Шталь, но голос ее остается дружелюбным. — Потому что вы говорили шепотом. Зачем, интересно? Почему бы не позвать ее сюда? Я же говорю вам. Пожалуйста. Его фамилия — Шталь. Ш-Т-А-Л-Ь. Имя — Якоб. Он звонил мне из этого отеля. Клянусь вам.
Если бы Сорайя знала историю целиком, она бы, разумеется, открыла все двери и отменила звонок в полицию. Поскольку Лора действительно пришла пешком из аэропорта Уоллблейк. Впрочем, она и сама начала сомневаться в себе по пути, когда ветер поднял в воздух обрывки бумаги и ветки и швырнул их ей в лицо. Может быть, Якоб впутался в какую-то историю? — думала она, глядя, как мимо проезжают белые полицейские джипы. Может быть, я гонюсь за чем-то, что существует только в моей памяти? Может быть, мой муж — еще один Эммануэль в обличье Якоба?
— Я вам верю, мисс, — повторяет Сорайя, нервно посматривая на двух заходящих посетителей в шлепанцах и с соком в пластиковых стаканчиках. — И вы можете оставить у нас сообщение для него. Если он здесь остановился, он наверняка его получит. Но мы не сообщаем незнакомцам номера комнат наших постояльцев. Я не могу вам помочь. Простите.
— Ну хотя бы скажите, есть ли он в списке гостей, — просит Лора, вцепившись в свою зимнюю куртку так крепко, что ее пальцы становятся похожи на когти. — Дело в том, что он звонил с чьего-то чужого те…
— Простите, мисс, этого я тоже сделать не могу. Политика нашего отеля.
— Я уже сказала, что это вопрос жизни и смерти, да?
Сорайя кивает. Уж эту историю она слышала не раз. Если в ней и шевелилось сочувствие к этой женщине, то теперь его полностью затмило презрение. Она больше не нервничает.
— Мне придется попросить вас подождать снаружи, мисс, — металлическим тоном говорит она, и это звучит скорее высокомерно, нежели по-настоящему сердито — так обращаются к бездомным. — Наше фойе только для гостей.
Лоре хочется схватить девицу в темно-синей форме за платок на шее и перетянуть ее через стойку. Но что-то приходит в движение по ту сторону стеклянной двери, и это не очередные запоздалые гости. Высокий, солидного вида полицейский заходит, держа наготове дубинку. Его ботинки блестят ярче, чем
