напитки и запер здесь мою сестру.
Селеста замедляет шаг, приближаясь к железным трубам, которые сверху загибаются как шнорхели подводной лодки.
— Я думал, что ты немая.
Якоб оглядывается на тропинку. Слабое оранжевое свечение сочится сквозь заросли.
— Нас было не трое, а четверо, — говорит Селеста, направляясь к разваленному складу. — Штурман убил его на моих глазах. Просто для устрашения. Его звали Алекс, он был моим бойфрендом. Этот гад заставлял нас носить рубашки погибшего экипажа. Дескать, униформа, — она сплевывает слова, словно битое стекло. — О чем мне после этого было разговаривать?
Якоб хочет выразить ей соболезнования, но молчит. Потому что здесь, на Острове потерянных душ, значение имеют только действия. Он смотрит, как Селеста проходит вдоль склада, а затем останавливается и убирает длинными руками заросли и мусор, который, кажется, лежал здесь десятилетиями. Но на Пёсьем острове надо быть очень внимательным. Якоб садится на корточки и видит потайной ход, ведущий вниз, где блестит железная крыша.
— Подземный склад топлива, — объясняет Селеста. — По крайней мере, Штурман так говорил. Почтовые самолеты не летают сюда больше двадцати лет. Все топливо испарилось. Но однажды он испугался, что мы с Эмерсоном вытащим мою сестру из тюрьмы, и ножовкой отпилил крылья.
Пауза, затем она кивает на стальную дверь внизу:
— Я пыталась ее вскрыть раза четыре. Каждый раз он меня ловил, и я после этого по неделе не ела.
Она не рассказывает ему, каким было наказание за ту записку. Этого никто никогда не узнает.
Якоб медленно спускается по бетонным ступеням и отодвигает в сторону лист фанеры. Перед ним оказывается другой кусок хлама, с надписью «aruba», и Якоб понимает, что это крыло самолета. Штурман хорошо постарался, чтобы все скрыть. Из середины двери выступает тяжелая ручка, как на подводной лодке.
Два кодовых замка не дают ее повернуть. Они изрядно проржавели, и цифры едва различимы в тусклом свете. Якоб растерян, но пока молчит.
— Сможешь его открыть? — спрашивает Селеста и, не дожидаясь ответа, стучится в дверь. Три длинных, три коротких стука. Заученное приветствие.
— Селеста? — раздается шепот изнутри. — Селеста, это ты?
Селеста закрывает глаза и вздыхает.
— Тебе там хватает воздуха? — спрашивает она.
Голос сотрясают рыдания. Вода плещется об дверь с той стороны. Памела говорит как человек, давно потерявший рассудок:
— Селеста, здесь жуки, огромные, волосатые, они меня отсюда не отпустят.
— Держись, — твердо произносит Селеста и бросает требовательный взгляд на Якоба: дескать, ну же, действуй. — Я тебя отсюда вытащу. Я и мой друг.
— Селеста, ты только не уходи. Пожалуйста. Пожалуйста.
Якоб застыл в недоумении. Зачем два замка? Он ищет логическое объяснение, но не находит. Раздвоение личности? — думает он, вспоминая старого Питера и Штурмана, овладевшего его душой. Нет, вряд ли. Он начинает вращать колесико на первом замке, прислонившись к механизму ухом, в надежде услышать щелчок, но тщетно.
На другом конце взлетной полосы, не освещенном луной, из леса появляются два мужских силуэта. Они вооружены. Они терпеливы. У них было десять лет на подготовку.
— Селеста, я не чувствую пальцев ног, — хнычет Памела, и ее слабый голос заставляет сталь дрожать.
Негодяй запер ее в пустой цистерне, догадывается Якоб и сжимает челюсти. Он набирает слова «ШТУРМАН», «ПЁСИЙ ОСТРОВ» и «ПИТЕР», затем их же задом наперед, затем переводит слова в цифры, но замки не поддаются. Он пытается вспомнить, сколько полароидных снимков было на весле, надеясь найти какую-нибудь закономерность, но наконец сдается.
— Нам нужен какой-нибудь инструмент, чтобы взломать дверь, — виновато признается Якоб. — По- другому не получается.
— Селеста! — кричит девушка в цистерне, лупя кулаками по стальным стенам.
— А ты попробуй, — решительно требует Селеста. Она не замечает приближения мужчин. Но это не важно — она бы не сдвинулась с места, если бы и заметила.
Якоб оглядывается вокруг. Смотрит на самолет, застывший как будто в ожидании пассажиров. На пальмы, качающиеся на ветру, который, как обещал его отец, должен был унести все его печали. На море вдалеке, сонно чернеющее под белым покрывалом лунного света.
Его неожиданно посещает образ из детства — так громкий звук заставляет резко вздрогнуть и обернуться.
Тот старик из картографической лавки, где он купил карту Ангильи много лет назад. Он осторожно заворачивал его сокровище, с уважением кивая маленькому покупателю.
— Ангилья, — понимающе протянул он, одобряя настойчивость Якоба и поправляя очки.
— Ангилья, — упорно твердил Авраам, хотя Якоб довольно быстро перестал его слушать. Он двадцать лет смотрел на карту над своей кроватью, не думая о цифрах, напечатанных на ней.
Ангилья. Остров грез. Конец всякой печали.
Якоб смотрит на небо, на россыпи звезд, пытаясь рассчитать координаты, представить себе синюю решетку на карте. Ангилья — на восемнадцати градусах. Но остров к северо-западу, думает он, прикидывая расстояние, так что вторая координата будет двадцать, нет, двадцать две минуты.
Он поворачивает первое колесо. Восемнадцать налево. Двадцать два направо. В замке что-то послушно щелкает.
— Якоб? — взволнованно окликает Селеста.
Но Якоб целиком погрузился в кодовый механизм, он ничего не слышит. Какая же третья цифра? — думает он, а затем его пальцы сами поворачивают колесико на четырнадцать делений налево. Четырнадцатая буква английского алфавита, N — север.
18-22-14.
Широта Пёсьего острова.
Щелк! — говорит первый замок и открывается.
— Получилось! — восклицает Памела, стуча кулаком по тяжелой двери.
— Якоб! — повторяет Селеста, хватаясь за его рукав.
Так, теперь долгота.
Шестьдесят три градуса семнадцать минут. W — запад. Двадцать вторая буква алфавита. Райский островок. Вот это будет путешествие, малыш. Грязные отпечатки ног в белоснежном песке. Пальцы Якоба крутят колесико трижды, 63-17-22. Он ни о чем больше не думает.
Щелк! — поддается второй замок и падает на землю. За дверью открывается черный зев, оттуда хлещет зловонная вода.
Якоб поворачивается с улыбкой, готовый рассмеяться от облегчения, но видит перед собой не то, что ожидал.
Селеста уже не одна.
В нескольких футах от нее стоит полицейский с Ангильи. У него пистолет. Его белая форма сияет под луной. Он похож на статую. Рядом с ним какой-то невысокий мужчина, на котором свет как будто вовсе не задерживается. Селеста стоит, вцепившись в лопасть от пропеллера, готовая отдать жизнь за свою семью.
Толивер болезненно морщится. Якоб видит, что он бы предпочел быть в совсем другом месте.
— Где старик? — спрашивает коп.
— Оружие уберите, — говорит Якоб, стараясь разглядеть глаза коротышки, но они меняют цвет вместе с джунглями. — Он ушел спать. Мы оставили его в бамбуковом доме. Там же Эмерсон Хэмилл и человек, назвавшийся Гектором. Вы уже вызвали вертолет?
Коротышка с бриллиантовой пряжкой на ремне что-то бормочет в ухо чернокожего полицейского, но
